Французская писательница Доминик Десанти: "Мать Мария понимала другие пути, даже если они ей не нравились" |  RSS |
Как уже сообщала «Вода живая», 16 августа в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме по инициативе Свято-Петровского малого православного братства состоялась встреча гостьей из Парижа – Доминик Десанти, автором книги «Неверующая о святой: встречи с матерью Марией» (Bayard, 2007). В книге рассказывается о встречах Доминик с матерью Марией (Скобцовой) (1891 – 1945), ее окружении в знаменитом приюте на улице Лурмель, о дружбе Доминик с дочерью матери Марии Гаяной.
Отрывки из готовящегося к изданию перевода книги Доминик читала собравшимся переводчик, специалист по творчеству матери Марии, секретарь редакции «Вестника РХД» Татьяна Викторова. Вел вечер научный сотрудник Музея истории религии, заместитель председателя Свято-Петровского братства Александр Буров.
Доминик, дочь русского эмигранта С. Г. Перова, эмигрировавшего в Париж в конце XIX века, прекрасно говорит по-русски.
«Сначала я познакомилась с дочерью матери Марии Гаяной, – рассказывала Доминик. – Было это в 1936 году, мне было пятнадцать лет. Валентин, знакомый студент, привел меня на собрание молодежи. Каждый из присутствующих должен был что-нибудь рассказать о себе и о своей семье. Почему надо было говорить о семье? Там было много социалистов и марксистов, они уделяли большое внимание происхождению человека, особенно поощрялось, если человек из рабочей среды хотел учиться, получить образование. Мое внимание привлекла молодая женщина с большими глазами – еще до того, как она заговорила. А когда дошла до нее очередь, сказала, что пока не решила, чем будет в жизни заниматься, а о семье ей говорить сложно, потому что ее мать – православная монахиня, а отец – католический священник. Тут я не выдержала: «Ты лжешь!» – «Почему?» – «Потому что и православные монахини, и католические священники дают обет безбрачия и не могут иметь детей». Она рассмеялась: «А ты не допускаешь, что они не сразу дали эти обеты, что они имели прошлое?» И сказала Валентину: «Приведи ее на Лурмель».
В ближайшее воскресенье мы туда пошли. В комнате было много народу, и все кого-то ждали. Вошла немолодая женщина, довольно крупная, в черном платье. Она посмотрела на меня, потому что первый раз видела. Этот взгляд поразил меня, я и сейчас его чувствую: когда мать Мария смотрела на человека, она пыталась все про него понять.
В конце беседы о философских и теологических проблемах мать Мария спросила: «Кто пойдет со мной в пять утра на рынок?» Валентин сказал: «Я». И я тоже пошла с ними. Потом я много раз ходила на рынок с матерью Марией, чтобы раздобыть продукты для ее приюта.
Для меня мать Мария сразу стала особым человеком. Ей было все равно, кто перед нею: интеллектуал или последний пьяница. Для нее каждый был человеком. Мать Мария помогала русским девушкам, ставшим проститутками, пыталась вырвать их из их среды. Не всегда это удавалось, девушки часто сбегали. Однажды Гаяна обнаружила, что у нее пропали деньги, и с возмущением стала говорить матери, что это, вероятно, одна из таких девушек. Мать Мария вскоре принесла Гаяне кошелек: «Возьми, никто твоих денег не брал, они нашлись». Но кошелек был совсем не тот, да и деньги, хоть сумма и совпадала, были другими купюрами…
Непонятно, как мать Мария все успевала. У нее было столько дел в приюте, но она еще и вышивала – во многих православных храмах сохранились вышитые ею ризы, Плащаницы, облачения, – писала стихи, статьи, воспоминания.
А с Гаяной мы подружились. Вместе бродили по городу, сидели в кондитерской, много говорили. Гаяна хотела вернуться в Россию, считала, что только там действительно сможет найти себя. Она познакомилась с молодым человеком, переводчиком при советском посольстве. Он предложил выйти за него замуж и уехать в Россию. В это же время группа советских писателей – среди них были Пастернак, Бабель, Алексей Толстой – приехали в Париж на антифашистский конгресс. Гаяна познакомилась с Алексеем Толстым, и он сказал: «Выходи замуж, а я тебя привезу как свою секретаршу». Он уговорил мать Марию отпустить Гаяну, и она уехала. Писала оттуда восторженные письма. Мать Мария по воскресеньям читала нам эти письма. Гаяна рассказывала, как приехала в Ленинград, ходила в квартиру Блока, познакомилась с его вдовой. Она гордилась тем, что стала, как она выражалась, «коммунистическим пропагандистом». А с Алексеем Толстым Гаяна вскоре поссорилась: сказала ему, что он живет как граф, а люди в это время умирают от холода и голода.
Вскоре после приезда в СССР Гаяна неожиданно заболела и умерла. Эта трагедия сблизила мать Марию и меня. Духовник обители отец Лев (Жилле) попросил меня рассказать матери Марии о наших встречах с Гаяной. Когда я пришла к ней и сказала: «Я хочу рассказать вам о Гаяне», лицо матери Марии словно осветилось. Ее интересовало всё, она спрашивала, например, какие художники нравились Гаяне – мы часто ходили в музеи. И обрадовалась, когда я ответила: «Матисс и Наталья Гончарова».
Во время войны мать Марию немцы арестовали за то, что она помогала евреям. На допросе в гестапо она это и не отрицала: «Я помогала бы и немцам, если бы они были в таком же положении». Самая потрясающая история – как она спасла четверых еврейских детей от отправки в концлагерь. Большую группу людей свезли в небольшой сад. Мать Мария видела это и договорилась с мусорщиками. Я не представляю, как можно было договориться с этими людьми – не только малограмотными, но вряд ли имеющими какие бы то ни было убеждения. Но они принесли мусорные контейнеры и незаметно спрятали в них детей. Потом контейнеры увезли, а детей выпустили.
Мать Мария всегда сохраняла присутствие духа. Очевидцы рассказывали, что в лагере она всегда подбадривала других, давала людям надежду. И все время вышивала, даже на перекличке – другие заключенные ее закрывали, чтобы было не видно».
Затем Доминик Десанти ответила на вопросы публики.
– Комментировала ли как-нибудь мать Мария отъезд своей дочери в СССР?
– Нет. Она никогда не осуждала и не оправдывала Гаяну. Думаю, конечно, она переживала, но осуждала только себя – что просмотрела что-то в ее воспитании. И потом, для нее Гаяна уехала в Россию, а не в Советский Союз. Во время войны мать Мария молилась, чтобы русские победили. И многие французы тоже сочувствовали русским.
– Доминик, Ваша книга называется «Неверующая о святой». Если Вы неверующая, что для Вас святость?
– Святость для меня имеет только моральное значение. Я встречала многих выдающихся людей, даже гениев, но человека лучше, чем мать Мария, не встречала.
– Какой был голос у матери Марии?
– Он менялся. Иногда он был мягкий и ласковый, а иногда… когда нужно было кого-нибудь в чем-нибудь убедить, она всегда убеждала. А вот петь мать Мария не могла, никогда не пела.
– Она хорошо говорила по-французски?
– Очень хорошо, но с русским акцентом. Французы любят русский акцент (смеется).
– Мать Мария знала французскую культуру – или у нее просто не было времени ее изучать?
– Не думаю, что она посещала какие-то культурные мероприятия – времени у нее на это действительно не было. Но французскую культуру она знала хорошо, отчасти и благодаря отцу Льву, и следила за культурной жизнью. К ней на улицу Лурмель приходили писатели, артисты – многие пели у нее в хоре, в храме Покрова Пресвятой Богородицы. На Лурмель приходили и видные деятели русской эмиграции – там часто бывал Бердяев, художница Наталья Гончарова. Даже Цветаева пару раз приходила, но это было, к сожалению, без меня. Сын матери Марии Юрий изучал готическую архитектуру, много путешествовал по стране и, конечно, рассказывал про это матери.
– Помнят ли о матери Марии в современной Франции?
– Да, конечно. Про нее пишут по-французски книги, снимают фильмы. Неоднократно проводились вечера ее памяти в издательстве YMCA-Press. А не так давно группа французских студентов отправилась в паломничество в Равенсбрюк – место гибели матери Марии.
– Мать Мария, конечно, знала, что Вы неверующая. Говорила ли она с Вами когда-нибудь о вере?
– Никогда. Мать Мария с каждым общалась на его уровне. Она старалась, чтобы человек переосмыслил свою жизнь, но никогда не говорила: «Вот если бы вы верили в Христа, то сразу бы поняли, как живете и что вам делать со своей жизнью». Она просто говорила о том, что надо понять себя. И для меня это, наверное, тоже часть ее святости. Мать Мария понимала другие пути, даже если они ей не нравились.
Записала Татьяна Кириллина,
«Вода живая»,
19.08.2008.
Фото - Людмила Крапухина.
|
pr1.jpg&w=100&h=0&method=resample&q=100&cut=0&gray=1 "Они узнали Его")
