Дмитрий Орехов — автор десятка книг о русской святости, серии детских сказок и большого романа, пропитанного духом православия. Соответствовать эпитету «православный» Дмитрий стремится и в жизни. Так что разговор с ним получился не только о литературе, но и о вере, милосердии, бездомных детях.

— К вере я пришел довольно взрослым. Меня крестили в детстве, в середине 1970-х годов. Тогда, в советское время, у нас в семье еще никто не ходил в церковь. К моменту поступления в университет у меня уже было чувство, что Бог, конечно, есть. Но вот какой и где? Тогда еще я не думал о Спасителе, моя вера была абстрактной.

На Восточном факультете, куда я поступил, мы изучали историю религий: индуизм, буддизм, зороастризм, даосизм, ислам... В какой-то момент я понял, что о религии нашей страны — о православном христианстве — знаю очень мало. Тогда все читали «Мастера и Маргариту», мы представляли Христа по Булгакову, и это была дорога не к храму, а совсем в другую сторону.
Во время учебы я подрабатывал журналистом. Однажды я получил заказ от издательства написать православный календарь, где на каждый день приходится житие какого-нибудь святого. И если в начале работы над книгой я еще не верил ни во что (или верил во все понемножку), то в конце — уже был христианином. Я был потрясен житиями православных святых. Я понял, что с их верой, с их подвигами ничто не может сравниться. Мне стало ясно, что другие религии для меня больше не существуют.

Поначалу это было довольно рассудочное заключение. Поверить не только разумом, но и душой мне помог английский писатель Клайв Льюис. Я читал его прозу, христианские трактаты, и чувствовал, что все это для меня! В какой-то момент я не выдержал и буквально прибежал в церковь. На своем опыте я убедился в том, как по-разному могут влиять на человека книги: русский писатель Булгаков оттолкнул от Церкви, а английский писатель Льюис привел в нее.

Я стал ездить по святым местам. Мне хотелось увидеть монастыри, монахов, крестные ходы, иконы, раки с мощами, святые источники... Хотелось убедиться, что все прочитанное мною о православии — правда. И я действительно получил массу впечатлений, которые укрепили меня в вере и помогли написать мои первые христианские книжки.

Мирянин о немирском

— Тогда я сотрудничал с издательством «Невский проспект», которое предложило мне написать серию из книг — «Святые места России», «Святые иконы России», «Святые источники России». Нужно было понятно и увлекательно рассказать о главных русских святынях, поделиться впечатлениями, указать маршруты. В 1990-е был дефицит популярной христианской литературы, но мои первые книги сначала уходили очень медленно, и издатели решили, что проект провалился. Уже хотели закрыть серию, как вдруг книги начали неплохо продаваться. Стали допечатывать и переиздавать. Теперь уже каждая из тех книг вышла суммарным тиражом около 100 000 экземпляров. Вслед за первыми тремя я написал еще несколько книг этой серии.

— Что-то изменилось в Вас в процессе написания всех этих книг?
— В какой-то момент я полюбил долгую монастырскую службу. Когда я начинал ходить в церковь, стоял и думал: «Когда же это кончится!?» Но когда стал чаще бывать в монастырях, все изменилось. Помню, стою на службе в Иверском монастыре на Валдае и чувствую, что много часов могу стоять, так хорошо. Не скажу, что с тех пор мне на службе всегда легко. Просто я кое-что понял. Долгая служба — это то, чем сильно наше православие. Когда-то я жил в Борисоглебске, и у одного пожилого священника вечерняя служба была часа на полтора длиннее, чем в других храмах. Этот священник говорил, что на том свете будет только служба и привыкать к ней нужно уже сейчас...

— Как можно и как нельзя писать книги православной тематики?
— Писатель-мирянин не имеет права поучать, на это есть священники. Стоит избегать пафосных обращений в стиле «покаемся, помолимся и припадем». Нельзя забывать и о том, что современный читатель много смотрел телевизор, ходил в атеистическую школу и нуждается, чтобы с ним говорили на современном, а не дореволюционном языке. Нельзя впадать в искушение «подправить» церковное учение. И еще нужно быть искренним. Если ты будешь писать о том, что сам не пережил, читатель мгновенно это почувствует и отложит твою книгу...

— Как возникла идея написать книгу про «Остров»?
— Фильм вызвал огромный интерес и много споров. Множество изданий писали, что такого не бывает: герой одновременно и юродивый, и мудрый старец, и вполне нормальный человек... На волне этих споров у издательства «Амфора» возникла идея опубликовать книгу о том, что легло в основу сценария. В итоге моя книга «Остров. Подлинная история» рассказывает о преподобном Феофиле Киево-Печерском (прототипе отца Анатолия) и о некоторых других подвижниках.

— Авторов «Острова» обвиняли, что в первом массовом фильме о православии сразу же цитируются чудеса...
— Православие — едва ли не единственная в мире религия, которую без чуда представить невозможно. Поэтому странно осуждать авторов фильма за акцент на чуде. Христианские проповедники, миссионеры и апостолы не раз совершали чудеса. Наверное, и тогда находились критики, обвиняющие их в поиске дешевой популярности.

В своей книге я рассказываю не столько о фильме «Остров», сколько о православных святых и подвижниках: святителе Филарете Амфитеатрове (прототип настоятеля Филарета), преподобном Севастиане Карагандинском (еще один прототип старца Анатолия). Последняя глава посвящена нашему современнику отцу Николаю Гурьянову, который, кстати, очень любил ту же песню, что и старец Анатолий из фильма: «Я же слаб душою, телом также слаб, и страстей греховных я преступный раб»...

Мне кажется, самый отчаянный скептик, если он хорошенько изучит жизнь православных подвижников — скажем, оптинских старцев, непременно поверит в Бога. Ведь рассказ о святых людях — аргумент колоссальной силы.

Ничьи дети

— Вы недавно вступили в брак. Как православному человеку найти свою половинку?
— Вопросом, как найти жену, я сам недавно задавался. Лучший совет дал один батюшка: «Специально не ищи, а съезди на Смоленское кладбище к Блаженной Ксении и помолись. А потом жди: все само случится». Я так и сделал, и однажды осенью на канале Грибоедова увидел девушку. Наши глаза встретились, и я понял: это судьба. Через полгода мы обвенчались...

— Дмитрий, Вы работали с бездомными детьми. Что это была за работа?
— Мои друзья открывали Центр реабилитации безнадзорных подростков на Английском проспекте. Они получили помещение, своими силами делали там ремонт. Я несколько раз зашел туда, помог что-то покрасить, и вдруг само собой оказалось, что я уже там работаю. Наши дети были двух категорий: бездомные и безнадзорные. Бездомные — это те, кого социальные работники уговорили уйти с улицы и временно устроили жить на кризисную квартиру. Безнадзорные жили в семьях, но по какой-то причине испытывали дефицит внимания и опеки взрослых. Все эти ребята приходили к нам, учили уроки, обедали, ужинали, посещали секции и кружки, ездили на экскурсии, а потом отправлялись ночевать либо домой, либо на кризисную квартиру.

— Часто можно слышать утверждение, что бездомный ребенок уже никогда не приживется в нормальной семье...
— Чем больше у ребенка стаж жизни на улице, тем меньше у него шансов вернуться к нормальной жизни. Если он пожил несколько месяцев в люке или в подвале, научился дышать краской и привык к наркотикам, то очень мало шансов, что он вернется к нормальной жизни. В 1990-х на улице было много самых обычных ребят, которых выбросили на обочину жизни реформы. Эти ребята с легкостью покидали улицы, давали устроить себя в приют, возвращались в школы. Многие из них выросли и работают, у них уже свои семьи. А вот современный контингент, увы, более проблемный. Среди нынешних беспризорников много наркоманов со всеми вытекающими последствиями, я имею в виду инфекции, передающиеся через шприц. Эти ребята хуже идут на контакт. Другое дело, если парень балансирует на грани ухода из дома или только-только оказался на улице. Найти такого ребенка — большая удача для социального работника.

— А Ваши воспитанники? Они легко расстались с уличной жизнью?
— Ребята, с которыми я работал, были в основном «рецидивисты», пацаны с большим опытом бездомной жизни. Они многократно уходили с улицы, попадали в приюты, сбегали. Есть такое понятие «сезонная беспризорность». Ты поздней осенью спускаешься в люк и видишь беспризорника, лежащего на куче тряпья. У него температура, кашель, и он с утра не ел. Понятно, что в такой момент бездомная жизнь представляется ему в самом мрачном свете. Где его друзья, принесут ли ему булку и бутылку молока? Такой беспризорник с радостью воспримет мысль о кризисной квартире, о дневном центре, о приюте, о школе. Ведь он знает, что впереди зима, будет совсем плохо. Теперь возьмем другую ситуацию. Прошла зима, весна. Этот парень пожил в приюте, отъелся, поправил здоровье. А тут уроки в школе кончились, и его отправили в летний лагерь отдыхать. И вот он в первую же ночь устроил погром в столовой, украл чей-нибудь велосипед, поджег палатку вожатого и, подговорив еще парочку друзей, уехал на поиски приключений в город...

— Как спасти таких «рецидивистов» от самих себя?
— К сожалению, все эти годы российское государство словно воевало со своими детьми. Я помню, как реформаторы рассуждали по телевидению, что ребенок имеет право жить в подвале, имеет право выбирать между семьей и улицей, поскольку беспризорность — это частное дело, следствие свободы выбора. Подобные рассуждения абсурдны даже с точки зрения здравого смысла. Давайте тогда серьезно рассуждать о том, что нельзя «ограничивать» детей правилами перехода через дорогу, давайте не будем отнимать у малышей бритвы, ножницы, спички — ведь это тоже ограничение «свободы выбора»... А результат подобной политики — массовая беспризорность, невиданная в мирное время, и невиданная же детская смертность. В большинстве стран либеральной Европы в этой области давно выработано жесткое законодательство. Ребенок, например, в Финляндии не имеет права наносить вред своему здоровью, живя на улице и употребляя психоактивные вещества. Ему не позволят этого делать, пока он не достигнет совершеннолетия. Забрать с улиц детей, распределить их по приютам, отдать на воспитание в семьи — единственный выход. Но пока наши социальные работники не имеют права забирать с улиц детей без их согласия. Они вынуждены уговаривать их.

— В прессе, по телевидению часто говорят: «Не давайте бездомным детям деньги».
— Давать детям деньги нельзя, потому что они потратят их именно на клей, на краску, на наркотики. Они расскажут вам все, что угодно: про голодную маму, про больную сестренку... И не стоит осуждать их за это. Жизнь поставила их в жесткие условия, поэтому они не связывают себя моральными нормами. Почему они дышат клеем? Если не употреблять психоактивные вещества, выжить на улице практически невозможно! Вот взрослые бездомные пьют, потому что алкоголь притупляет ощущения, дает забыться и уснуть. Попробуйте сами заснуть на холодном чердаке, когда еще насекомые заедают... А ребенок пить спирт не будет, невкусно, он лучше будет дышать клеем или уколется. В первый раз, конечно, ему будет страшно, но когда он поймет, что все его друзья лежат с блаженными улыбками на лицах, а он один не находит себе места, он долго страдать не будет и тоже попросит дозу. Десять лет назад подростки на улице сравнительно редко кололись, но все они дышали клеем, и клей заменял ребятам и маму, и папу, и комнату с ковром на полу... Если к вам подошел беспризорник с протянутой рукой, скажите ему: «Тебе деньги нужны? Зачем? Есть хочешь? Ну, пойдем, купим тебе еды. Сестренка больна? Пойдем в аптеку».

— Мы можем что-то сделать для этих детей? Вот я вижу на улице этого несчастного ребенка, что я лично должна сделать, взять к себе?
— Конечно, христианин не должен отворачиваться от чужой боли и делать вид, будто она его не касается. Это черствость души. Другая ошибка — решить, что все тебе по плечу, что сейчас ты возьмешь к себе гадкого утенка и сделаешь из него прекрасного лебедя. Как сказал кто-то из наших православных старцев: если видишь утопающего, не протягивай ему всей руки, но протяни конец своего посоха, дабы он не увлек тебя за собой в пучину. Если вы встретили беспризорника и хотите ему помочь, нужно сначала установить контакт. Если вы, общаясь с таким ребенком, резко сократите дистанцию (например, сразу предложите ему отправиться к вам домой), он просто убежит. И будет абсолютно прав. Если же вы чувствуете, что парень идет на контакт, можно узнать, где он живет, как его зовут. И потом обратиться в соответствующую социальную службу к профессионалам. У нас в Петербурге есть социальные работники, которые занимаются тем, что ищут на улицах бездомных детей и уговаривают их покинуть улицу. Нужно понимать, что эти ребята (пусть даже их психика искалечена) — обычные дети. Помню, что многие наши подопечные уже в 12-13 лет обладали потрясающими преступными навыками: знали, как отключить сигнализацию, чтобы пролезть в магазин, как угнать машину, даже трамвай могли угнать! И при этом почти все они ложились спать в обнимку с каким-нибудь синтепоновым зайцем или медведем...

Беседовала Виктория Черёмухина