Одо Казель (1886-1948)
Монах бенедиктинского аббатства Мария Лаах,
один из известнейших авторов в области литургического богословия.
Вниманию читателей предлагается глава из его книги
"Das сhristliche Kultmysterium" (1932).
Ежегодно мы начинаем новый «церковный год», круг праздников начинается с самого начала. Может быть, это имеет лишь педагогическое значение? Ведь повторение - мать учения, согласно древней поговорке. Возможно, мы не оценили достаточным образом прошедший церковный год, и поэтому Церковь предоставляет нам возможность еще раз прожить его? Конечно, святая Церковь, как мудрая воспитательница, имеет и этот побудительный мотив. Мы должны вновь и вновь - пока Бог дает нам жизнь - праздновать то же самое, чтобы черпать из сокровищницы церковного года и усваивать его. То, что мы упустили в ушедшем году, следует наверстать, заполнить имеющиеся пробелы. И даже если мы прожили его подобающим образом, нам следует углубить пережитое и достигнутое нами. Подобно тому как серпантин окружает гору, чтобы, постепенно и медленно поднимаясь, достичь ее крутой вершины, мы также должны еще раз пройти тот же самый путь, но на более высоком уровне, пока не достигнем конечной точки нашей цели - Самого Христа.
НЕБО НА ЗЕМЛЕ
Однако одни лишь педагогические причины не могут исчерпывающе раскрыть смысл возвращения и круговращения церковного года. Ведь в его центре находимся не мы, несовершенные люди; скорее, в его рамках мы присоединяемся к высшему действию. Истинный руководитель литургического года - таинственный Христос, Сам вознесшийся Господь Иисус Христос со Своей невестой - Церковью, которая в своей сущности уже пребывает на небе, согласно видению Иоанна Богослова: «И я увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (Откр. 21, 2). Апостол Павел называет ее в Послании к Галатам «вышним Иерусалимом, свободным; он - матерь всем нам» (Гал. 4, 26). Поэтому христианские авторы говорят о «небесной Церкви» (например, Тертуллиан: una ecclesia in caelis [лат. Церковь на небесах]). Действительно, где может быть невеста, если не там, где пребывает ее Жених, сидящий одесную Бога и даровавший ей воссесть с Собой на престоле: «Бог оживотворил нас со Христом, и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе» (Еф. 2, 5-6).
Именно эта Церковь, теснейшим образом связанная со своим Господом, празднует свое Таинство, причем не нерадиво, половинчато или несовершенно, но в силе пребывающего с ней Жениха она всегда обладает с Ним полнотой таинств. Церковь, чья Глава пребывает в вечности, хотя ее ноги (то есть ее несовершенные члены) пока еще идут по этой земле, не нуждается в вечном чередовании, которое естественно присуще окружающей нас природе. Природа - это нечто вечно текущее, изменяющееся, возникающее и вновь уходящее, рождающееся и умирающее. Однако Христос и Церковь выше природы, они пребывают в царстве вечного Духа, не нуждаются для жизни в постоянном течении и перемене. Использование понятия «церковный год» не должно побудить нас к привнесению природных понятий в область Царства Божия. Конечно, тем самым не отвергается природная символика, которая, напротив, имеет важное значение для церковного года. Однако характерно, что древние отцы видели в смене времен года не выражение природной жизни, но символ Воскресения. Поэтому в катакомбах на могилах христиан мы часто находим изображение четырех времен года - тот же самый образ имел в античной живописи совершенно иной смысл.
КРУГ ВЕЧНОСТИ
Итак, когда Церковь ведет речь о «церковном годе», или, лучше вместе с древними авторами, о «годичном круге» (anni circulus), то она связывает с эти понятием другие мысли. Круг для древних есть как раз противоположность любому развитию; он как завершенный в самом себе, есть символ вечности и Бога. В круге нет предшествования или следования, большего или меньшего; в круге заключается высочайшая тождественность и единство. У круга нет ни начала, ни конца. Он возвращается сам в себя и все же расширяется во все стороны; тем самым он связывает высочайший покой с величайшим напряжением силы.
Поэтому круг представляет собой жизнь, однако жизнь без развития и роста, вечную жизнь, полноту (πλήρωµα). Круг и шар есть символы вечного совершенства. Священный литургический круг тем самым должен возвещать о вечности, а не о жизни природы, которая сегодня зарождается, завтра цветет и приносит плод, а послезавтра увядает и умирает. Поэтому в церковном годе нет смерти, а только жизнь, в том числе и жизнь через смерть. Природа несет в себе лишь призрак вечности, поскольку она после увядания и опадания вновь оживает, но все же - к новой смерти. Как кратко цветение, как длительна смерть и умирание! В церковном же годе нет зимы. Если он вновь начинается сначала, когда круг соединяется с кругом и вновь образует круг, то это возвращение должно подчеркнуть божественность Тайны Церкви.
Святой Амвросий Медиоланский называет в своем утреннем гимне Христа «истинным днем, днем, просвещающим день, истинным солнцем, сияющим вечным сиянием». Христос - это тот день, который сверкает светом вечности, «свет невечерний» (φωςανέσπερον), как говорится в православном богослужении. Поэтому Христос - истинный год, мировой день, эон, или, скорее, Господь всех эонов (ср. 1 Тим. 1, 17, где о Боге говорится: «Царю же веков [эонов] нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков. Аминь»); не потому, что Он вновь и вновь обновляется подобно естественному времени, но поскольку Он - свет и жизнь без зимы, тьмы и смерти. Христос, небесное светило святых, дарует нам в рамках церковного года земное, таинственное отражение Своего вечного Божественного дня.
ИСТОРИЯ И ВЕРА
Подобно тому, как вознесшийся Господь на небе - полнота вечной жизни для всех святых, то и на земле таинство Христа есть живой источник бытия Церкви. Святые живут в созерцании Бога, мы же еще шествуем в вере. Мы не видим Господа в Его славе, однако мы имеем Его в вере и таинствах, которые Он, уходя, передал Церкви. Церковный год есть таинство Христа. Подобно тому как в потустороннем мире светит незаходящее солнце Христос - ибо «город этот не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его - Агнец» (Откр. 21, 23) - так же сияет нам свет Христов через видимые знаки совершаемых в рамках церковного года Таинств. Поэтому святой Амвросий обращается ко Христу: «Я обретаю Тебя в Твоих таинствах».
Однако таинства Христовы имеют особенный двойной характер. Они являются божественными, сверхъестественными и духовными, но все же они отражают временное событие. Ибо мы сопереживаем в рамках церковного года жизнь Господа в этом мире: Его рождение, Его возрастание, Его зрелый возраст, Его учение и борьбу, Его страдания и смерть. Конечно, Его воскресение и вознесение одесную Отца ведут нас за пределы всего этого в Царство Божие. Однако второе пришествие Господа, Его возвращение для суда, есть также историческое событие; тогда вознесшийся Господь в первый и последний раз явит Себя всему миру, и это будет конечной точкой земной истории.
Действительно, церковный год содержит настолько многое из земной жизни Господа, что, начиная с эпохи позднего Средневековья, его рассматривали как духовное сопереживание и созерцание жизни Христа. Но является ли он в этом случае таинством? Нет. Он может быть этическим сопереживанием и сочувствием с Иисусом, но не таинственным, сущностным единением с Господом Иисусом Христом, которое, согласно учению Христа и апостолов, является целью и содержанием жизни христианина. Он не будет погружением в Дух Христов, в вечную жизнь Бога. Итак, если жизнь Господа играет роль в рамках церковного года, то это она должна иметь другой смысл.
Речь не идет о том, чтобы исключить это сопереживание, сочувствие с Господом. Церковь читает нам во время богослужения отрывки из Евангелия для того, чтобы мы размышляли над ними, осмысляли их, жили по ним. Однако она знает, что наша собственная мысль не может привести нас к престолу Христа, что у нашей молитвы сломанные крылья, если она не поддерживается Духом Божиим, поэтому Церковь освящает всю этику Духом Божиим.
Мы встречаем Христа двояким, но все же по своей сути единым образом. Есть Христос истории и Христос веры; однако оба они едины. Опасно созерцать только Христа истории, так же как и только таинственного Христа. Если бы мы созерцали лишь исторического человека Иисуса, то мы не были бы искуплены. Если бы мы созерцали лишь таинственного Христа, то наша вера парила бы в безвоздушном пространстве. Наше спасение основано на том, что Бог действительно явился во плоти и что этот Человек есть Сын Божий, вознесшийся и восседающий одесную Отца. Исторический Христос был рожден как человек, ходил по Галилее и Иудее, по улицам Иерусалима, молился и боролся на Елеонской горе, умер на Голгофе. Вознесшийся после воскресения Христос восшел ко Отцу и посылает нам Своего Духа (Ин. 15, 26), который невидимо и могущественно присутствует в Церкви и в каждой душе, которая верует, крещена и имеет любовь.
Человек Иисус через уничижение в принятии плоти образа раба, через послушание до Крестной смерти восшел к тому Имени, которое выше всякого имени; Он - Господь. Он - тот же самый Господь, Который неприметно, подвергаясь преследованиям, шел по полям Палестины и, наконец, закончил жизнь на кресте как преступник и Который теперь как Царь мира и Жених Церкви восседает на престоле с Отцом. Вся Его жизнь, начавшаяся во чреве Девы и не имеющая конца в вечности, есть великое таинство спасения, которое от вечности было сокрыто в Боге, однако теперь открылось в Церкви. Поэтому дела Его уничижения во время земной жизни, Его телесное рождение ночью в Вифлееме, Его позорная смерть на Голгофе открываются теперь в совершенно новом Божественном свете. Все это сейчас - явленные, блистающие дела Божии.
Эту жизнь Господа Христа, это могущественное движение от чрева Девы и вертепа до престола величия на высоте, это таинство необходимо сопереживать в рамках церковного года. Великие события дела спасения следует праздновать и усваивать, а не просто душевно созерцать - это мог бы сделать и некрещеный человек, но только христианин может праздновать таинство Христа.
Тем самым таинство церковного года раскрывает нам глубочайший смысл исторических спасительных деяний Христа. Оно не лишает их конкретной реальности, но поставляет в Божественный контекст, истолковывает их нам как части от вечности сокрытого в Боге, теперь же открытого во времени, но вновь уходящего в вечность спасительного плана Божия. «Через Христа человека ко Христу Богу!» - эта мысль блаженного Августина обретает свою форму в таинствах. Человек - это путь, Бог - цель. История открывается как исполнение Божественной идеи и вновь переходит в вечность.
ШИРОТА ВЕЧНОСТИ
Итак, если церковный год предлагает нам празднование исторических событий, то он делает это не ради них самих, но ради скрытого в них содержания вечности. Великое дело Божие для человечества, спасительное дело Христа, выводящие людей из узости времени в широту вечности, - это и есть его содержание.
Однако оно не есть постепенное развитие в том смысле, в каком развивается природный естественный год. Скорее, это единое Божественное спасительное действие, которое требует со стороны человека постепенного усвоения, однако завершено в самом себе. Если церковный год в некоторой мере воссоздает раскрытие таинства Христа, то он стремится тем самым не просто придать исторический драматизм, но поддержать человека в его постепенном восхождении к Богу, которое было предызображено в Божественном откровении. Однако перед глазами Церкви и отдельного христианина всегда находится вся тайна спасения. Говоря более конкретно: мы проводим Рождественский пост не потому, что возвращаемся в состояние неискупленного человечества, но в уверенности о уже явившемся Господе, для Которого мы, однако, должны приготовить наши души, причем горячее желание этого пришествия древними праведниками является для нас примером и образом. Мы празднуем Четыредесятницу не как те, кто еще не омыт Кровью Христа, но как уже носящие в себе печать Креста и желающие все более и более быть сообразными смерти Христовой, чтобы воскресение все яснее и яснее явилось в нас.
Итак, всегда, даже когда мы следуем за Христом по Его земному крестному пути, перед нашими духовными очами стоит вознесшийся Господь, Которого мы призываем: «Сидящий одесную Отца, помилуй нас!» Следовательно, весь церковный год есть одно единое таинство. Поэтому он имеет свою вершину в таинстве в высшем смысле этого слова, в sacramentum paschale, в таинстве Пасхи, которое, так сказать, «в малом» возобновляется в каждый воскресный день. Здесь достигающее высшей точки в Крестной жертве спасение и истекающее из воскресения преображение Церкви таинственно празднуется и преподается верующим. Постепенно внешние формы празднования таинства Пасхи расширились от подготовительных великопостных недель до Пятидесятницы. Конечно, именно здесь можно наблюдать преизобильное раскрытие таинства часто в прямо-таки драматической выразительности, которая по большей части связана с историческими делами Иисуса. Но, несмотря на это, перед нами не драматизация земной жизни Христа. Это следует уже из того, что с самого начала в Божественной литургии всегда актуализируется целостность нашего спасения. Таинство всегда целостно.
ЕДИНСТВО СПАСЕНИЯ
Перед таинством Пасхи, которое в древности единственно определяло богослужение Церкви, позже в календаре было поставлено таинство Епифании, Богоявления, к которому и сегодня подготавливает нас Рождественский пост (хотя праздник Рождества был передвинут еще немного раньше). Однако Епифания (в которую включается и Рождество) не просто праздник рождения Христа, это также все таинство спасения, однако теперь с точки зрения вочеловечения. Приняв плоть, Бог освятил ее. Но и Богоявление мы празднуем, воспоминая смерть Христа, ибо дело спасения было завершено лишь на кресте. Поскольку мир лежал во грехе, для освящения он нуждался в искуплении. Тем самым Богоявление - это также великое таинство спасения, но рассматриваемое с другой точки зрения. Ведь Господь, согласно учению Писания и отцов, стал человеком именно для того, чтобы умереть на кресте и таким образом вновь подарить Отцу умершее во грехе, но оживленное человечество. «Входя в мир, говорит Он: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже» (Евр. 10, 5-7; Пс. 39, 7-9).
Тем самым таинство церковного года всегда едино. Но не лишает ли его это единство той привлекательности многообразия, которое не утомляет духа, но постоянно научает и побуждает его? Нет, поскольку единство не означает единообразия. Чем более едина та или иная идея, тем она глубже и тем сильнее наполняет дух. Полнота мыслей ищет и обретает выражение в самых разнообразных ритуальных формах. Божественная литургия - это всегда вершина богослужения, поскольку она содержит в себе таинство спасения в его источнике, Страдании и Воскресении Господа. Однако из этого источника, как из Едема Церкви, проистекает мощный поток таинств и священнодействий. И на его берегах в постоянно новых образах созидается духовное слово богослужения, которое прекрасно облачает и изъясняет обряд.
ТАИНСТВО СЛОВА
Слово Священного Писания и богослужения не есть простое человеческое слово, которое возникает и исчезает в человеческом духе, как дуновение ветра, не оставляя следа. Слово Божие исполнено Божественной силы. «Как дождь и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю и делает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест, так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Ис. 55, 10-11). Поэтому слово становится причастным действенной силе таинств. Поэтому Божественное присутствие заключается и в Слове. «Итак, будем слушать Евангелие как присутствующего Господа», - говорит блаженный Августин, и именно поэтому Церковь вставала и стояла при чтении Евангелия. «Настоятель монастыря должен читать из Евангелия, в то время как все благоговейно стоят», - предписывает святой Бенедикт Нурсийский. Блаженный Иероним не боится поставлять таинство Священного Писания непосредственно рядом с таинством Евхаристии: «Мы вкушаем Его плоть и пьем Его кровь не только в таинстве, но и в чтении Писаний». В одной древней проповеди на праздник Благовещения (возможно ее автор - святой Прокл Константинопольский) говорится: «Пришествие Господа нашего и Спасителя <…> празднует вся Церковь во всем мире, и она чрезвычайно радуется его ежегодному повторению. То, что некогда верующий мир принял для своего спасения, она освятила для праздника всем поколениям потомков… Тем самым чудо прошлого ныне поставляется перед нашими очами, поскольку чтения из Божественных Писаний показывают нам год за годом события глубокой древности, и они благочестиво празднуются в ежегодном возвращении».
Из этого присутствия Богочеловеческих дел спасения в слове и обряде также становится ясным, как Церковь, хотя она всегда полностью обладает таинством Христа, все же в определенные праздничные дни может воспевать о находящейся на первом плане тайне слово «ныне», как в день Рождества: «ныне Христос родился», на Пасху: «ныне день, который сотворил Господь», в Пятидесятницу: «ныне явился в огне ученикам Святой Дух». Священный год в своей совокупности есть отражение вечного спасительного плана Божия и содержит в себе таинство Христа. Однако в рамках данного круга это таинство раскрывается для глаз, которые, в отличие от потустороннего мира, еще не могут окинуть единым взглядом все целое. Если весь год таит в себе Божественное присутствие, то тот или иной праздничный день в рамках этого круга раскрывает спасительное событие, которое некогда освятило его. В то время как вещественные символы через свою неизменность выражают единство таинства, более подвижное слово являет его полноту и многообразие, истолковывает их, делает их актуальными. Поэтому мы ежедневно празднуем в Божественной литургии всю тайну спасения и все же для нас актуализируется в Слове Божием на Рождество и Богоявление - боговоплощение, на Пасху - страдания и воскресение Господа. Всегда именно Божественное присутствие, а не просто человеческая мысль, есть содержание таинства. Разве иначе мог бы святой Бенедикт увещать своих монахов: «С радостью горячего духовного стремления следует вам ожидать Пасху»? Однако это присутствие не в исторической узости, но в божественно-духовной широте!
Когда верующие вместе со своей Матерью-Церковью действительно совместно празднуют ее литургический год как таинство, то все, что содержит в себе священный год, становится реальным и исполняется слово, сказанное Елизаветой Марии: «Блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа» (Лк. 1, 45).
Перевод с немецкого: иерей Владимир Хулап
