«Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7,37)
Вода живаяСанкт-Петербургский
церковный
вестник

Основан в 1875 году. Возобновлен в 2000 году.

Вода живая
Официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви

Последние новости

Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест

Главная / Журнал / № 9, 2007 год

Надежда

Закхей

Питер Крифт (Kreeft) известный католический апологет, профессор философии в Бостонском колледже, автор более 45 книг. Продолжение трилогии (начало см. в «ВЖ» № 8), оригинал которой находится на сайте автора www.peterkreeft.com, публикуется с незначительными сокращениями.

Перевод: Наталья Хулап

Человек не может жить без надежды. Она не нужна только ангелам, поскольку они живут вне времени, у них нет будущего. Они уже обладают всей полнотой своей сущности. Но мы, сотворенные во времени, непрерывно движемся в будущее, и наш взор обычно устремлен вперед. Надежда подобна фарам автомобиля. Нелегко ехать в темноте с выключенными фарами.

Быть человеком означает постоянно расти.

Мы все младенцы по духу, и самые духовно зрелые из нас должны первыми признать этот факт.

Жизнь подобна постоянной беременности, а смерть - рождению. Жить без надежды все равно, что вынашивать мертвого младенца.

Надежда - это жизнь души. Душа без надежды мертва. Гоголь написал произведение с ужасающим названием «Мертвые души». Я часто вспоминаю это выражение, всматриваясь в глаза некоторых людей: как безвестных бродяг, так и знаменитостей. Мертвые души действительно существуют.

Подобно тому как тело умирает, когда его источник, душа, покидает его, так и душа умирает, когда ее покидает источник жизни - дух. Животворное дело духа в душе - дать смысл жизни и смысл смерти, другими словами - дать надежду. Надежда - пища души. Без нее душа просто не может жить.

Фрейд мудро заметил, что каждому человеку необходимы две вещи - любовь и работа, но работа означает надежду: это повод для того, чтобы встать утром, повод для любого дела. В современном обществе человеку все сложнее и сложнее найти причины, чтобы встать утром с кровати, сложнее, чем в каком бы то ни было существовавшем до нас обществе.

Мы не находим причины встать из постели, но знаем множество причин, чтобы в нее лечь.

Надежда - это забытая добродетель нашего времени, поскольку надежда (истинная надежда, богословская добродетель надежды, в отличие от неопределенного чувства оптимизма) для современного человека означает что-то неуместно трансцендентное, что-то неприятно сверхъестественное.

Такой человек не осмеливается поднять глаза к небу; его мировоззрение, не видящее ничего дальше собственного носа, не в состоянии понять и признать потустороннюю цель. Он может только наделять эту цель насмешливыми прозвищами типа «эскапизм» (бегство от жизни) или «журавль в небе».

Новый Завет призывает к небесной надежде почти на каждой своей странице. Он постоянно напоминает всем нам, что наше гражданство - на небесах. Современный мир воспринимает это не только как эскапизм и принятие желаемого за действительное, но и как предательство: если наше гражданство не в этом мире, то как мы можем быть лояльны ему?

Но это все равно что думать: если нерожденный младенец надеется родиться и покинуть материнскую утробу, то это будет предательством по отношению к этой утробе.

Отсутствие надежды означает жизнь в расплющенном, низком, одномерном мире, во вселенной, где небо - это всего лишь плоская раскрашенная крыша несколькими метрами выше твоей головы.

Надежда же означает жизнь во вселенной, где возможно покорять горы и полной грудью вдыхать свежий воздух, где потрясающие небесные ветра носятся над твоей головой.

Самый глупый предрассудок неверующих людей заключается в том, что они считают христианство скучным собранием банальностей; они полагают, что христианство похоже на червя: плоское и «уничиженное». Однако мы никогда не бываем так высоки, как в то время, когда кланяемся.

Надежда дает нам высоту и пространство. Она выводит нас наружу, за пределы душного маленького идола, называемого обществом, в безграничную и прекрасную вселенную. В эпоху надежды человек смотрел в ночное небо и видел «небеса». В век безнадежности люди называют небо всего лишь «пространством». Пустота заменила полноту. Там, где наши предки слышали «музыку небесных сфер», наши современники слышат только «вечное молчание безграничного пространства, которое наполняет меня ужасом», как заметил Паскаль.

Понятие надежды полностью опошлено современным мышлением, так же как и понятие веры. Подобно тому как «я верю» обычно означает просто «я чувствую», «я надеюсь» обычно означает только «я желаю» или «было бы неплохо, если бы…»

Но христианская надежда, богословская добродетель надежды, не есть желание или чувство; она - твердая уверенность, гарантия, якорь. Мы хороним наших умерших близких «в уверенности и надежде на воскресение». Чувства подвержены ветрам перемен во всех областях нашей жизни, от политики до пищеварения. Но у христианской надежды есть основание. Это дом, построенный на камне, и этот камень - Христос.

Для христиан надежда исходит не из них самих. Это наш ответ на обетования Божии. Это не чувство, возникающее изнутри, не что-то такое, что мы можем расшевелить по нашему собственному желанию. Это наше «да» Божию призыву. Это альтернатива ответу, при котором называют Бога лжецом.

Объектом надежды является сам Бог, так же как Он есть и объект веры. Символ веры формулирует веру, а обетования Божии - надежду. Но объект надежды - не абстрактные обетования, а конкретный Бог, высказавшая их Личность. Бог всегда первый, Он всегда инициатор. Даже наш поиск Его всегда есть результат Его поиска нас. Поэтому надежда должна быть нашим ответом на Его инициативу. Бог - это не ответ на человеческую надежду; наша надежда - ответ Ему и Его обетованиям.

Таким образом, надежда не смутна, но определенна и конкретна, потому что определенны и конкретны обетования Божии. Это не означает, что они всегда ясные, а не таинственные или что они не требуют усилия веры, определенного ожидания или проверки. Но это означает, что Бог - не туманный и расплывчатый, но ясный и конкретный - дает обетования, не туманные и расплывчатые, а ясные и конкретные. Эти обетования записаны в Священном Писании, а не только в наших душах. Надежда определяется скорее книгой, словами, чем чувствами.

Если у вас есть время, проделайте замечательное упражнение: читайте Писание, отмечая и считая находящиеся в нем обетования. Их более трехсот: три сотни ясных обетований, многие из которых повторяются несколько раз в различных формах.

Таким образом, наш Бог есть Бог обетований. И каждое из этих обетований Он исполняет до последней буквы.

Обетования воистину осуществляются. Согласно библейскому пониманию, истина, в отличие от греческого взгляда на нее, не есть безвременная формула, нечто абстрактное и статичное.

Это то, что происходит в истории, то, что воистину осуществляется. Мессия - не идеал, это личность. Творение, грехопадение, Боговоплощение, крестная смерть, воскресение, вознесение, второе пришествие - не просто мифы, образы или идеи, это реальные события. Истина драматична; она осуществляется; мы видим ее.

Иоанн Богослов начинает свое Первое послание словами, до сих пор вызывающими благоговейный трепет перед этим воплощением Истины во времени: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали, и что осязали руки наши… возвещаем вам».

Надежда не бесформенна, и она универсальна. Несмотря на специфичность, она всеобща. У христианской надежды существует космическое измерение, которое покрывает, превосходит и охватывает разрозненные одиночные события.

Габриель Марсель, французский католический философ-персоналист, определяет надежду как «утверждение того, что за пределами всех данных, всех списков и всех расчетов существует таинственный принцип (principium, источник, начало, а не абстрактное утверждение или формула), находящийся в молчаливом согласии со мной, желающий того, что я желаю, если это желание достойно того, чтобы быть желанным, и на самом деле желанно всем моим существом».

Это довольно путаное, но глубокое определение означает, что все наши важнейшие нужды, ценности, стремления и идеалы, исходящие от данного нам Богом естества, от образа Божия в нас, не есть просто факты по отношению к нам самим, но и объективные факты; не только субъективные пятнышки на мониторе нашего сознания, но реальность, обнаруженная нашим внутренним радаром; не только корабельные обломки на море нашей человеческой души, но и ракетоносители, достигающие других миров.

Надежда означает: причина, по которой я должен выбрать жизнь, заключается в том, что в самом сердце реальности выбрана жизнь.

Надежда означает, что когда я говорю «лучше существовать, чем не существовать», я выражаю не предубеждение или чувство, но факт; все существующее вовлекает меня в космический хор одобрения.

Надежда означает: моя скрытая жажда Бога, пусть неясная и бессознательная, есть след самого Бога в моем существе. Надежда означает: мучительное и восторженное стремление к радости, которую этот мир никогда не сможет дать, есть верный знак того, что я был сотворен Тем и для Того, Кто есть единственно истинная радость.

Таким образом, когда я вопреки надежде надеюсь, что мой друг поправится, хотя доктора убеждают меня, что его болезнь смертельна, я не играю с врачами в игру предсказаний и статистических величин, но пророчески заявляю нечто о природе высшей реальности: я желаю победы жизни над смертью, я понимаю, что смерть - это шелуха, эпидермис или внешняя оболочка жизни, а не наоборот; высшая реальность - это не индифферентный космос, но безгранично заботливая и любящая Воля.

Нельзя переоценить надежду, потому что единственной ее альтернативой является отчаяние, которое хуже смерти. Лучше умереть в надежде, чем жить в отчаянии. Мы видим это в конце классической «Повести о двух городах» Чарльза Диккенса, где автор говорит о своем добровольном мученичестве: «Это самое лучшее из всего, что я когда-либо сделал».

Отчаяние - это силуэт надежды: оно определяет контуры надежды ее отсутствием. Мы начинаем особо ценить то, чего мы лишаемся. Именно поэтому мы особо благодарны прекрасным описаниям отчаяния в литературе, от Екклезиаста («суета сует, все суета сует…») до Жана-Поля Сартра. По книгам величайших атеистов можно даже попытаться создать богословие. Бог, которого там нет, иногда чрезвычайно реален и ясен.

Восстановление забытой богословской добродетели надежды может даже помочь исцелить трения в Церкви между либералами и консерваторами. Либералы делают акцент на любви, часто за счет веры, а консерваторы - на вере, часто за счет любви. Надежда созидает мосты между двумя другими богословскими добродетелями и, следовательно, между либералами и консерваторами.

Если начать с любви, то надежда приведет тебя к вере, так как, если ты любишь кого-то, ты хочешь, чтобы прекрасные сверхъестественные догматические истины веры о человеческом предназначении были правдой.

Если начать с веры, надежда приведет тебя к любви, так как, если ты веришь в учение Церкви о человеческом предназначении, то твоя любовь к Богу должна также стать любовью к Его образу в твоем ближнем, который предназначен стать причастником божественной жизни. Надежда созидает мосты - между верой и любовью, между консерваторами и либералами, между настоящим и будущим, между землей и небом.

Последнюю часть трилогии - «Любовь» - читайте в следующем номере журнала «Вода живая».