«Бесплатное» чувство Бога

Александр Щипков - известный церковный журналист, петербуржец, уже несколько лет работающий в столице. О своих ощущениях периода вхождения в Церковь, о журналистике и политике он рассказал в интервью «Воде живой» во время недавнего визита в Петербург.

Анастасия Коскелло
редактор новостной службы «Вода Живая»

Поменялось, конечно. Тогда оно было восторженно-неофитским… Замечу при этом, что я никогда не употребляю слово «неофит» в уничижительном смысле. Неофитство - это дар Божий, это то, что человек еще не заслужил, это то, что Господь дает ему как бы «наперед».

В период неофитства Господь дает человеку почувствовать Себя, - еще только Себя, а не Церковь. Просто ты неожиданно начинаешь чувствовать, что Он есть. Ты еще не в состоянии сформулировать то, что произошло, как-то логично описать свое состояние, есть только ощущение, что есть ты, и есть Он, Бог, и ты начинаешь с Ним разговор. Ты еще не знаешь красоты канонических молитв, ты молишься стихийной, полубессвязной молитвой… Вообще это состояние эйфории, блаженства и одновременно тревоги и волнения перед открывающимся пространством.

Уверен, что Бог однажды открывается каждому человеку. Лично. Персонально. Интимно. Другое дело, что один это первое обращение Бога к нему услышит и «подхватит», а другой - отвергнет или просто поленится на него ответить.

Когда ты начинаешь эту свою неоформленную молитвенную жизнь оформлять, структурировать и помещать в какие-то рамки.

Нет, нельзя. Религиозная жизнь без рамок и дисциплины - путь в ересь. Обычно в Православной Церкви люди начинают регулярно ходить на Литургию, вычитывать утреннее и вечернее правило, строго поститься, меняют одежду, прическу. Вообще в пределе неофит стремится к монашеству. От этого, кстати, люди окружающие начинают над ним посмеиваться: мол, смотри, шею сломаешь.

Конечно, как и над многими в такой ситуации. Но на самом деле ничего тут смешного нет. Кажется, что неофитство - это только внешняя форма, а ведь за ней стоит очень важное содержание. Неофитство - это состояние «бесплатного» чувства Бога.

Ну а дальше - не то, чтобы ты стал теплохладным, но это «бесплатное» состояние эйфории заканчивается. Дальше нужно прилагать усилия, работать. Причем, помня этот свой замечательный опыт, - и головой, и сердцем, - ты хочешь вернуть его, а это оказывается очень трудно. Особенно, когда есть какие-то неудачи и падения. Из-за них иногда даже отдаляешься от Бога.

Ходить в церковь на богослужения очень важно, но церковная дисциплина - это в первую очередь внутренний порядок. Порядок, который ведет тебя к Евхаристии. Но кто сказал, что православный человек - это только тот, кто регулярно ходит в церковь? А если у человека ног нет? Ну, допустим, причащаться можно на дому… Но даже если он не причащается, разве можно исходя из этого утверждать, что он - не православный, не христианин? Он может всю жизнь сидеть в заточении или быть за что-то отлучен от Причастия на двадцать лет. Мало ли как бывает в церковной жизни… Да даже если он некрещеный: ведь если человек крестится не в младенчестве, а в сознательном возрасте, значит, он крестится по вере - то есть он сначала обрел православную веру и стал православным христианином, а потом уже принял Крещение и вступил в Церковь со всеми добровольно взятыми на себя дисциплинарными обязанностями.

Вся жизнь христианина - это вообще некая «синусоида», это постоянное борение, он то приближается к Богу, то от него отдаляется. Но как только опустишься, Бог напоминает о себе и помогает тебе опять подняться. Главное - не забывать в суматохе жизни просить у Него помощи и за эту помощь благодарить.

Тут надо сделать необходимое уточнение: Церковь со дня устроения ее Иисусом Христом не меняется. То есть Церковь - это, по мистической сути, не видоизменяемое явление. А внешне - конечно же, идет исторический процесс, и Церковь в нем участвует. Видимая часть Церкви, конечно, меняется. Меняется язык, музыка, архитектура.

С этим сложнее. Конечно, можно, наверное, говорить о духе Церкви - не в смысле мистическом, а в смысле субъективного ощущения. Он создается из внешнего вида духовенства и мирян, из манеры говорить, общаться. В таком смысле дух Церкви, конечно, поменялся по сравнению с семидесятыми годами. Тогда каждый, кто заходил в храм, испытывал чувство пусть минимального, но риска. Ощущение было, как в аэропорту: прошел паспортный контроль - считай, уже улетел… Это было все равно что оказаться на запретной территории. У старушек, которые в основном тогда были на приходах, может, такого острого чувства и не было - хотя тоже могло быть, ведь репрессии коснулись почти всех семей в стране. При этом я не утверждаю, что пришел в Церковь в очень уж опасные времена: все-таки семидесятые - это не двадцатые, за веру уже не закапывали заживо и не расстреливали.

Да, это было сложное и путаное время. У меня лично возникло ощущение, что в мою Церковь пришли чужие люди - комсомольцы. Я очень ревностно к этому относился. Первое чувство было такое: «А по какому, собственно, праву?! Вы - чужие, вы - внешние...»

Это было очень опасное чувство, потому что нет в Церкви «внешних». Интеллектуально я это и тогда понимал, - я знал, что Церковь по определению открыта для всех, - но вот эмоционально я с этим примирился не сразу. Помогло время. Это было как грипп: он ведь может и сам пройти, без антибиотиков, только чуть дольше длится выздоровление.

Да, можно. Поэтому, кстати, многие в тот период по тем причинам, о которых я говорил, ушли из Русской Православной Церкви в различные самосвятские юрисдикции. Ушли, но вернутся. Не сами, так их дети вернутся. А для тех, кто остался, этот период 90-х был очень важным временем отстаивания своего права быть в Церкви. В результате многие, наконец, стали ощущать себя в Церкви хозяевами.

Почему нет? Мы любим свою Церковь, мы заботимся о ней, уважаем ее правила и установления. Мы члены Церкви и мы хозяева в ней. Заботливые и рачительные. В Русской Православной Церкви, к сожалению, это чувство - быть хозяином в Церкви - не очень развито у мирян, да и у некоторых священников его пока нет. А если ты не чувствуешь себя полноценным хозяином дома, то значит не берешь на себя ответственность за этот дом.

Так говорят только те, кто наблюдал за процессом со стороны. Однажды моя бывшая преподавательница сказала: «Саша, какая у вас в кочегарках была глубокая насыщенная жизнь»! Я ответил: «Кочегарка это не только собрания поэтов, философов, художников. Кочегарка - это грязь, водка, мат, ржавые экономайзеры, дикий непрекращающийся рев насосов, крысы, сырость, утечки газа, аварии при минус двадцать. И полная беспросветная уверенность, что так будет всегда».

Случайно. Я ведь до 1992 года был рабочим, - работал слесарем, кочегаром… Только когда распался Советский союз, появились какие-то другие возможности. Тогда мои друзья создали ХИАГ - «Христианское информационное агентство», и мне предложили стать корреспондентом. И вот я бегал по городу, собирал новости и потом звонил в агентство и надиктовывал информашки. Тогда ведь компьютеров не было, а самым прогрессивным средством связи были факсы.

Есть такая психологическая черта у всех журналистов: они хотят, чтобы их услышали. Журналисты, безусловно, хотят влиять на общественные и политические процессы. Когда они пишут текст, они рассчитывают на отклик - ведь если отклика не ждать, то и писать-то незачем. Профессия такая.

Я считаю, что этим отношениям пора перейти от стадии «умозрительных концепций» к стадии соглашений практического характера. Ведь прежде чем предлагать какие-то теоретические концепции религиозной политики, нужно исследовать ситуацию на местах: какие, собственно, существуют проблемы, какие вопросы наиболее актуальны. В результате этой работы должна будет появиться гибкая система соглашений государства с различными традиционными религиозными организациями.

Нигде в мире, в том числе и в России, религиозные организации никогда не существовали абсолютно независимо от государства. Но и государство существенно зависит от Церкви, поскольку Церковь способна кардинально влиять на мировоззрение всего народа. Только продуманные партнерские отношения между двумя этими субъектами будут приносить пользу людям.