«Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7,37)
Вода живаяСанкт-Петербургский
церковный
вестник

Основан в 1875 году. Возобновлен в 2000 году.

Вода живая
Официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви

Последние новости

Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест

Главная / Журнал / № 7, 2007 год

Главное — не быть современным

Современность как ответственность

Что такое современность? Каковы черты нашего времени? Что значит быть современным человеком? Надо ли стремиться к этому? Об этом говорили на радио «Град Петров» доктор философских наук Алексей Грякалов и кандидат философских наук Марина Михайлова.

Марина Михайлова: Мандельштам сказал: «Я вежлив с жизнью современною, но между нами есть преграда».

Алексей Грякалов: Главное - не быть современным. Это мысль замечательного писателя С.Д. Кржижановского. Мы и так с необходимостью современны, но если мы только современны, то у нас нет никакой дистанции. Видно только там, где есть отстраненность. Иначе нам трудно понять, что происходит, мы расплываемся в суете, оказываемся в хороводе масок, как говорил М.К. Мамардашвили. Надел маску и думаешь: «Приду домой и сниму», а начинаешь вечером снимать и оказывается, что она уже приросла. Так человек и донашивает чужое лицо. Важно отдавать себе отчет, в какой степени мы маски, а в какой мы личности. Проблема современности встает, когда люди не могут разобраться в том, что происходит. Если некая проблема появляется, это свидетельствует о том, что в действительности то, о чем начинают говорить, радикально потеснено.

М. Михайлова: У Лао Цзы есть замечательные слова: «Как только начинают говорить о милосердии, смотришь - и нет милосердия; заговорили о справедливости - нет справедливости». Чем чаще говорят о необходимости быть современным, тем больше теряется современность как реальность.

А. Грякалов: Мы находимся в настоящем. Это слово и означает время, и отсылает к подлинности. Блаженный Августин, размышляя о времени, говорит, что настоящего нет, это лишь точка, в которой будущее стремительно переливается в прошлое. Мы находимся в потоке стремительно проходящего времени, но даже в этом потоке мы способны занять позицию, которая давала бы нам возможность понимания.

М. Михайлова: Время, подобное непрерывному потоку, характеризует переживание падшего человека: либо он скорбит о прошедшем, либо строит прогнозы на будущее, и никогда не оказывается в ситуации подлинного настоящего. Есть притча об истинном времени. Одного святого спросили, какой человек и какое событие в его жизни самые важные. Он ответил: «Это ты и мой разговор с тобой». Мы живем здесь и сейчас, того, что ушло, уже нет, а то, чего мы ждем, может и не наступить.

А. Грякалов: Сознание способно удерживать прошлое, будущее и настоящее в особом единстве. Смыслы и выстраиваются на этом пересечении. Они изначально заданы, но мы обречены все время их подтверждать. Господь творит мир каждую минуту. Помните финал «Преступления и наказания»? Достоевский пишет: «Конвойный в ту пору отворотился, когда они вышли к границе острога, и их никто не видел, а с той стороны Иртыша стояли кибитки кочевников, как во времена Авраамовы. Здесь начинается другая история». Никто из людей не видел только Адама и Еву. Достоевский метафизику романа вбрасывает опять в самое начало. Открывать смысл нужно здесь и сейчас. Надо понимать время, в котором мы находимся, и отстраняться от того времени, которое находит нас.

М. Михайлова: Как вы относитесь к концепции завершившейся истории?

А. Грякалов: История закончилась, потому что героев нет. Хайдеггер говорит: «Нет ценности, ради которой можно было бы умирать». Даже Ницше считал, что надо создавать ценности, ради которых можно было бы жить. Современность - то, в чем мы можем раствориться без остатка, совершенно себя утратив. У М. Уэльбека есть понятие «метафизическая мутация». В конце XIX века начинаются удивительные изменения. Мы являемся свидетелями их завершения. Происходят необратимые вещи, например, переосмысление проблематики гуманизма. Что можно возразить против гуманизма? Ничего. Но речь идет не о человеколюбии, а об определенной схеме его понимания, которая себя исчерпывает, закрывая возможности другого видения. Надо быть открытым и внимательно смотреть на происходящее, пытаясь уложить его в пространство грамотного внятного объяснения. Происшествие - это случайность, но когда мы ее помещаем в семантическое пространство, в ценностное пространство, в традицию православного мира, она становится событием, получает смысл.

М. Михайлова: Понятие «современность» часто наполняется мощными оценочными коннотациями, обладает жестким диктатом.

А. Грякалов: Современность пронизывает даже те отношения, которые, казалось бы, навсегда от нее защищены. Человека характеризует половой деморфизм и прямохождение, но сегодня эти биологические константы подвергаются сомнению. Мы находимся в ситуации изменения, и его граница не видна. Чтобы установить смысл, нужно что-то поставить в соответствие и различить. Нам не хватает второго элемента бинарной оппозиции, того, с чем мы можем сопоставить современность. Поэтому во всем мире так остро стоит проблема идентификации. Нам не хватает идеальных зеркал, в которых мы могли бы себя увидеть. Раньше в парках были комнаты смеха с кривыми зеркалами. Я туда боялся входить, но слышал, как там народ смеется. Когда я спрашивал, над чем они смеялись, то люди говорили: «Я был такой толстый…» Я никак не мог понять, почему искажение человеческого образа смешно. Надо поставить под вопрос те вещи в современности, которые нам кажутся очевидными, например, превращение искусства в шоу. У нас утрачены ориентиры, и необходимо заново осознать эти устойчивые начала.

М. Михайлова: Современность предстает как поле случайных значений. А. Шмеман говорит: в наше время люди придают невероятное значение незначительному, все мелкое и направлено на мелкое. Не потеряли ли мы ориентиры, пока веселились у кривых зеркал?

А. Грякалов: У нас с вами другого времени не будет. Сегодня назревает тоска по всеобщности, растет желание единства и понимания. Эстетический человек XX века уступает место человеку этическому, который пытается закрепить условия своего существования. Порочность успокаивается, пробуждается интерес к устойчивым характеристикам. Традиция предполагает онтологию, пребывание в бытии. Когда культура начинает говорить об изживании собственного времени, о постмодерне, это свидетельствует о внутренних сбоях.

Сегодня значимой характеристикой является проблематика места, топоса. Русское сознание часто связывает себя с непопаданием во время, поэтому для России так важна тема пространства. Возникает особая топологика. Об этом имеет смысл говорить, так как предшествующие объяснения нас не спасают. Раньше думали: когда у нас опубликуют работы Бердяева, Федотова, Булгакова, мы обретем ясность и понимание. Оказалось, нельзя к кому-то примкнуть. Научить никого нельзя, можно помочь научиться. Мы можем прислушиваться к собственной традиции, но вынуждены решать проблемы сегодняшнего дня, постоянно внимательно открывать мир. Задача философии и состоит в изменении сознания: увидеть мир так, как его никто до тебя не видел. Топологика подобна особой лестнице, у которой ступеньки и пролеты все разные. Ты настроился на широкий шаг, а он узкий. Сегодня необходима особая концентрация внимания: быть внимательным к тому, что происходит, находить свое объяснение, понимание.

М. Михайлова: Наверное, это и есть быть в настоящем и во времени, и в подлинности: не растворяться в иллюзии, а давать себе труд и радость находиться ответственно, с открытыми глазами в том времени и месте, где мы живем?

А. Грякалов: Надо отдавать себе отчет, в какой степени это понимание является именно вашим. У нас в армии был замполит, который говорил лозунгами. Вначале нас это прельстило. Но вскоре я стал замечать, что постоянно пытаюсь вмонтировать в свои переживания чужие блоки. Есть такая опасность. Мы не можем выскользнуть из языка, но если мы только постоянно воспроизводим его формы, то мы существа не столько творящие, сколько творимые. С другой стороны,

Не повторяй - душа твоя богата -
Того, что было сказано когда-то;
Но, может быть, поэзия сама -
Одна великолепная цитата.

Поэтому в современной философии важна проблематика события, которое возникает на границе между жизнью и ее символическим обозначением. Все происходит, как в первый раз, но сознание, которое относилось бы к миру, минуя стереотипы, - это недостижимый предел. Многие вещи действуют как фармакон: не лекарство и не яд, но он может стать и лекарством, и ядом. Надо понимать и степень их продуктивности, и степень их опасности. Например, интеллигенты сегодня часто говорят, как они не любят интеллигентов. Один молодой философ жестко выразился: «Кто такой интеллигент? Для того чтоб стать интеллектуалом, ему не хватает ума; чтобы стать обычным человеком, не хватает жизненной силы».

Позиция русской интеллигенции претендует на некоторую избранность. С этим надо быть аккуратным, потому что поновому формулируется проблема ответственности. Классический русский интеллигент отвечал перед русским народом. Сегодня он отвечает перед своим сообществом, поскольку об обществе можно говорить с большим трудом, мы имеем совокупность сообществ, живем во фрагментарном мире. Ситуация постмодерна порождает свой жесткий терроризм, который отличается от классического тем, что он ни на что не направлен, но взрывает саму возможность существования.

М. Михайлова: Существуют неизменные ценности, которые всякому человеку очевидны: никто не хочет болезни, смерти, мы хотим, чтобы нас любили, чтобы нашу свободу не ограничивали. Так было во все времена. Как современность относится к традиции?

А. Грякалов: Есть вечные ценности, но современность вводит некий вирус, взрывающий эти понятия изнутри. Немецкий философ П. Слотердайк в работе «Критика цинического разума» говорит, что Европу разъедает вирус цинизма. В любое высказывание вводится его внутреннее искажение. Вы говорите, например: никто не хочет боли. Но модернистское переживание боли отличается от классического. Мы живем в обществе обезболенных. Люди в гораздо меньшей степени способны сопереживать друг другу. Что происходит в метро? Наушники и кроссворды, человек-крестословица ни на кого не смотрит. Классические вещи мутируют, и важно удержать тот смысл, который там был, оставаясь при этом современным человеком.