В этом номере мы публикуем окончание беседы главного редактора радиостанции «Град Петров» протоиерея Александра СТЕПАНОВА с протоиереем Борисом Безменовым, прозвучавшей в программе «Экклесия»
Скажу еще о тех людях, которые тоже меня встретили сразу на пороге. Я был тогда бедненький человечек, у меня уже была семья, нужно было ее кормить, и поэтому я одновременно работал дворником в этой же Духовной академии. Я сидел во дворе; почитаю книги и конспекты, потом выскакиваю и мету двор. И заболел сразу, простыл. Но все равно больной, с температурой, сидел в будочке и нес свою службу. Вдруг ночью вижу, как кто-то прыгает, какое-то большое создание, заяц не заяц, но очень большой. Ну, думаю, начались уже какие-то запредельные вещи, выскакиваю и вижу: это архимандрит Исидор, нынешний митрополит Екатеринодарский и Кубанский. Он тогда был благочинный нашего храма и, чтобы меня развлечь, специально вышел и начал прыгать зайчиком.
Это совершенно дивный человек, ангел. Очень скоро состоялась его епископская хиротония в нашем же храме.
Это была первая епископская хиротония, которую я видел. Его возводил в сан епископа митрополит
Никодим. Служба была поразительная. Вот тогда я в первый раз
почувствовал, что храм взлетел, что мы не на земле больше, а действительно летим где-то в пространстве. Такое состояние в храме во время богослужения умел создавать митрополит Никодим.
Все богослужения проходили так,
как будто мы не на земле, а на небе.
И храм был переполнен. Люди стояли на лестничных площадках, было просто не войти.
Прот. А. Степанов: Есть один старый преподаватель Духовной академии и семинарии, безусловно, любимый всеми семинаристами - Игорь Цезаревич Миронович. Каким он вам запомнился в то время, когда он был, наверное, еще молодым преподавателем?
Прот. Б. Безменов: Он и сейчас простой преподаватель, не в сане, он даже не женился, так и остался холостым.
Прот. А. Степанов: Слава Богу, он теперь уже доцент.
Прот. Б. Безменов: Да. Его обожают ребята, потому что это чистой души человек, совершенно дивный, совершенно… Он преподает Библейскую историю . Это человек, который ну просто живет Писанием. Необыкновенной доброты человек, очень много принесший и много давший нам.
Была у нас еще Лидия Георгиевна Овчинникова, тоже вроде простой педагог. А ведь поразительна история ее жизни.
Девочка из университета, с восточного факультета, которую в аспирантуру метили, красавица к тому же, все перед ней открыто, а она вдруг все бросила и пришла преподавать в Духовные школы. Это было совершенно непонятно для всех, кто ее окружал. Но это вера в Бога, призвание. Она у нас преподавала латынь и греческий.
Вот такая черточка интересная. У нее было очень много денег по тем временам. Потому что она преподавала весь греческий и всю латынь - это очень много часов. А она одна, ни на что не тратилась, ну разве что на платья. Причем платья были такого же цвета и такого же типа, как облачения в церкви. И Лидия Георгиевна всегда приходила в храм, а она каждый день там бывала, в платье, которое по цвету точно соответствовало священническому облачению.
Более того, если вдруг оказывалось, что не совпадал цвет, то можно было твердо сказать, что ошиблись в алтаре, а не она.
Владимир Иосифович Бронский. Тоже любимый преподаватель. Его самое замечательное выражение было «покроем любовью». Он на «о» всегда говорил. Даже про самого отчаянного бездельника и проштрафившегося типа, на котором, как мы считали, уже и клейма негде ставить, и нужно его срочно удалять, Владимир Иосифович говорил: «Покроем любовью». Защищал каждого. За это его и любили.
Сам владыка Никодим преподавал. У него не было официальной сетки часов. Он приходил, когда не было педагога.
Мне посчастливилось быть на этих лекциях. Он старался закрыть те прорехи, которые не разрешали вставлять в программу.
Он читал курс истории современной Русской Православной Церкви, то есть просто рассказывал о своем живом опыте: как он, где он, с кем он сражается, что делает, какими методами. У него была потрясающая стратегия, он очень далеко смотрел вперед. Например, когда мы приходили в академию, мы видели на лестнице огромную таблицу под стеклом.
В горизонтальных строчках написаны были страны всего мира: Китай, Индия, Персия, Иран, Россия, Соединенные Штаты Америки, Боливия и пр. А по вертикали рассечены временные параметры.
Я не помню, с какого времени, чуть ли не с сотворения мира разделены, и в диапазоне, может быть, в 50 или 20 лет в каждой клеточке было проставлено, что в этой стране происходило в эти годы. Потому что, как правило, история Индии, она отдельно. История США - отдельно. История России - свое. И одно с другим совершенно не соотносится.
Как в метро: вылезаешь - оказался в этом районе города или в другом, а как это все вместе выглядит, ты не представляешь. А вот эта таблица, она показывала, как все одновременно в мире шло. И было видно, как рука Божия всех ведет, как все сплетено.
Этот глобальный взгляд на мир, на свою жизнь, на жизнь Церкви позволял вырабатывать и тактику особую, совершенно неожиданную, поразительную.
Этого глобального взгляда на мироздание не было ни у какого государственного чиновника, который приходил, противостоял и возражал, не было ни у какого советского ученого.
И кто бы ни приходил к нам, он моментально чувствовал себя здесь ребенком, чувствовал, что он чего-то не понимает. Приходили нас спрашивать. Хотя на многие вопросы мы не могли ответить. А такие люди, как владыка Никодим, они отвечали, каждому приходящему давали ответ в своем уповании.
Приходил, например, Сергей Сергеевич Аверинцев, совершенно замечательный, совершенно дивный, потрясающий. И он чувствовал себя ребенком. Он искренне брал благословение, спрашивал. Хотя многое у него бы надо было спрашивать.
Или приезжал какой-то великий актер из Большого драматического театра, или художник приходит замечательный, тот же Шемякин или Глазунов какой-нибудь. Приезжали императоры, помню, был как-то эфиопский император.
Еще скажу об отце Ианнуарии (Ивлиеве). Он блистательный человек, необыкновенно талантливый. Он всегда был отличник, в школе - золотая медаль, красный диплом в университете, у него удивительное умение и петь, и служить, и проповедовать, и читать лекции. И все-таки я думаю, а вот если бы он, не дай Бог, не попал в Церковь? Как много бы он потерял. Мы бы не имели такого человека, какого мы имеем теперь. Как школа много дала, как много дала Церковь.
Прот. А. Степанов: Отец Борис, если сравнивать ту жизнь и жизнь Духовных школ сегодня, есть ли ощущение, что что-то ушло, цельное и важное, или, наоборот, ощущение того, что что-то появилось, чего не было?
Прот. Б. Безменов: У меня нет ощущения, что что-то ушло. Да, сменились люди, да, кто-то уже за пределами этой жизни, и вечная им память, а кто-то ушел в другую епархию. Но представьте себе, каждый год мы выпускаем порядка ста, иногда больше студентов. И если прийти на наше вечернее богослужение, встать на балкончик и посмотреть сверху, то это поразительная картина. В храме погашен свет, несколько лампадок, и стоит порядка 500 человек - молодые люди, пылкие, очень верующие. Там за вечерней молитвой все поют одновременно, и это поразительное ощущение, как будто все летят. И важно, что все эти 500 человек по окончании курсов разойдутся по земле, и каждый станет вот такой маленькой лампадой, которая будет гореть где-то в другом месте.
Вот представьте себе, 500 вот таких местечек, где будут или регенты, или священники, или диаконы, может быть, даже где-то и в епископы пробьется, но по всей земле это будет. И вот если по 150 человек в среднем каждый год, а я 30 лет уже отстоял на этом балкончике, то получается 4500 человек разошлось по земле. Как можно сказать, будто что-то ушло от нас? Да не ушло, прибавилось.
Я теперь, куда ни приезжаю в нашей стране: в Одессу, в Киев, в Омск, во Владивосток - стоит мне войти в храм, как выходит кто-то из тех, кто у меня за партой когдато сидел.
Еще хочу вот о чем сказать. Когда мы пришли, то у нас был хорошо определяемый и ясно видимый противник - атеизм, и поэтому любой человек, который верил в Бога, воспринимался нами тогда как соратник.
Вот оттуда возникло это слово и направление «экуменизм». На таблице, о которой я говорил, последние строчки были заштрихованы и написано «экуменизм». Сейчас это слово пересматривается, и к нему стали относиться осторожно, и к этому есть резоны.
Но тогда оно понималось по-другому. Тогда оно понималось как сплачивание всех сил, которые могут бороться с атеизмом и могут бороться с коммунистической страшной системой.
И надо сказать, что эта тактика выиграла. Школа была бы уничтожена. Ее собирались уничтожить, закрыть в 60-е годы.
А уполномоченный по делам религии говорил: «Ха, вот проведем галерку, - а у нас рядом психиатрическая больница, - соединим вас этой галерочкой и сольем в одно общее заведение. Будете вы как филиал или одно из отделений психиатрической больницы». Он это откровенно говорил.
Еще говорил: «Я прежде чем умру, обязательно уничтожу часовню Ксении Блаженной», а еще его почему-то очень отвращала икона Параскевы Пятницы в Ильешах. Не удалось, не успел.
Я считаю, что у наших школ великое будущее и дальше. В 1821 году император Александр I на открытии школ сказал, я считаю, пророческие слова: «Сей вертоград наук даст в свое время плоды обильные, поелику принял семена благие, и расцветет под непосредственным влиянием искусных смотрителей». И он как в воду глядел. Потому что так оно и вышло.
