Предлагаем вниманию читателей журнальную версию программы «Экклесия», прозвучавшую в эфире епархиальной радиостанции «Град Петров». Ведущий -протоиерей Александр СТЕПАНОВ.
Протоиерей Александр СТЕПАНОВ: Сегодня наш гость - протоиерей Борис Безменов, многие годы посвятивший Духовной академии. Первый вопрос касается лично вас. Как вы пришли к Церкви и к решению посвятить себя Богу?
Протоиерей Борис БЕЗМЕНОВ: Я родился в обыкновенной советской семье. Мама была верующей, но скрыто верующей. Отец вообще был коммунист, инженер. Поэтому я воспитывался в обыкновенных советских школьных традициях. Правда, Господь сразу взял меня в Свои руки. Когда мне было лет 11, меня на каникулы отправили в Ораниенбаум к троюродной бабушке, а она оказалась горячо верующей. Ораниенбаум напротив Кронштадта - и она до революции девчонкой бегала по льду на богослужения самого Иоанна Кронштадтского. Я попал к ней, когда она была уже в преклонных годах. У нее была огромная икона в доме, что было редкостью в те времена, и всегда горела лампада. Как она рассказывала, как она пламенно верила! Умом я не очень, может быть, с ней соглашался, но чувствовал по тому, как она живет и как она делает что-либо, что она права. Это подсознательное чувство ее правоты отложилось во мне тогда. Позже мама тоже старалась меня ввести в Церковь. Однажды она посадила меня на табуретку и стала говорить о вере. Я что-то сказал, может быть неудачное, то, что в школе услышал, на что она серьезно и строго ответила: «Ты можешь как угодно относиться к этому, но смеяться над этим ты не смей». Раньше она никогда со мной так не разговаривала. Я вдруг понял, что это в самом деле очень серьезно. Эти два момента, наверное, и подтолкнули меня к тому, что я стал присматриваться, прислушиваться, читать. В 14 лет в таллинском храме Александра Невского я был крещен, и крестил меня отец нынешнего Святейшего Патриарха. С тех пор я стал жить скрыто верующим, но совершенно обыкновенным мальчишкой.
Когда мне было лет 18, я на велосипеде разъезжал по городу, чтобы понять, в какой же институт мне подать документы после школы, и случайно, кажется случайно, оказался на Обводном канале. И вдруг увидел за решеткой в сквере железную вывеску, на которой славянскими буквами было написано: «Православная Духовная академия и Семинария». Я не знал, что такое существует на свете. Я свернул, объехал клумбу, поросшую лопухами. Это было лето, дверь была открыта настежь, никого не было. Вышла женщина и спросила, что мне нужно. Я говорю: «Да вот, закончил школу, хочу поступать в институт, думаю, куда попасть». Она вдруг так серьезно и строго говорит: «Ну что ж, вы познакомьтесь с кем-нибудь из наших мальчиков, возьмите программу, все выучите, сдайте и поступите к нам». Я выслушал ее, но войти побоялся. Ощущение было такое, что это вход в какую-то таинственную пещеру, за которой начинается совершенно другая жизнь, другой мир. Так оно и было.
Так получилось, что я действительно познакомился со студентом, уже учащимся в Семинарии, в 1976 году - ровно через 18 лет, копеечка в копеечку. Он дал мне программу, и я все сделал так, как сказала та женщина. Выучил, пришел, сдал. Наступил день, когда мы после экзаменов ходили до часу ночи по коридору, мучились, примут или нет. А владыка Кирилл, тогдашний ректор, уехал утверждать наши списки к уполномоченному.
И вот мы в час ночи видим: подъезжает ректор с этим списком. Он входит на порог, я стою первый на лестнице. Он говорит: «Борис Борисович, произошло чудо - вас приняли». У меня все покачнулось вокруг, поплыла земля под ногами, помню, я даже заплакал.
Уже уходя, вижу: стоит на вахте на 18 лет постаревшая та самая женщина. Я к ней подошел и спросил ее имя и отчество. Она сказала: «Мария Илларионовна». Я говорю: «Мария Иларионована, а вы знаете, что вы пророк?» Я рассказал ей, как 18 лет назад на этом самом месте она дала мне совет, и что теперь я поступил. «Надо же, а это мое последнее дежурство. Я выхожу на пенсию», - сказала она. Все 18 лет здесь стояла, как будто ждала, когда я приду. Такую историю может рассказать почти каждый, кто пришел туда, потому что всех привело свыше.
Можно сравнивать тогдашнее поступление светского человека в учебное заведение Духовной академии с монашеским постригом. Потому что ты начисто порывал со старым миром. Раз, и кончено. Были неприятности у моего начальства, откуда я ушел, всем попадало, потому что мы «пошли по неверному и гибельному, и позорному пути» и скомпрометировали всех, с кем раньше работали. Если бы я не поступил, а были и те, кто не поступил, я бы уже был изгоем. Меня бы никуда не взяли ни работать, ни учиться. А препятствий к поступлению было много. Например, мне было сказано подать документы 31 июля без 5 минут до закрытия канцелярии, то есть в последний день приема документов. Потому что если бы я раньше подал, у властей была бы возможность помешать меня принять.
Например, задерживали человека на улице за неверный переход улицы, совершенно напрасно, он начинал возмущаться, его брали в милицию, стригли наголо и сажали на 15 суток. Такой был метод. Бывало и так. Ребята с Украины, которые к нам поступали, очень частообманным путем получали паспорта из своих колхозов. Потом они с этими паспортами делали вид, что идут в светское учебное заведение. Так или иначе ктото узнавал, что они идут в Духовную академию. Тогда их пытались задержать физически. Огородами, через заборы они убегали, вот такая была атмосфера. И мир был, конечно, совсем другой.
Прот. А. Степанов: Отец Борис, ректором в то время был епископ Выборгский Кирилл (Гундяев), нынешний митрополит Смоленский. Какое впечатление тогда он произвел на вас?
Прот. Б. Безменов: Это был молодой, красивый, изумительно обаятельный человек. Очень талантливый. Я и до этого много видел образованных людей, видел профессуру Ленинградского университета, и за границей работал, люди блистательные, поразительные и тоже выламывающиеся из системы.
И всетаки тут я увидел, что передо мной стоит человек, у которого потенциал, у которого внутреннее благородство и внутреннее содержание ну ни в какое сравнение не может идти с теми даже поразительными людьми, которые были со мной до сих пор. И вот, когда я попал в эти руки, аккуратные и внимательные, сразу все чаяния, которые у меня были в сердце, они все сразу были удовлетворены.
Как он умел держаться, как он умел встретить, как он умел выслушать, как он умел ответить! Ну и то, что передо мной сидел, конечно, архиерей, не просто человек, а архиерей Церкви, князь церковный настоящий! Помимо того, это был настоящий петербуржец, человек высокой культуры, человек благородный, человек самоотверженный. Это сразу было видно.
Нас сразу приняли как своих, нам сразу сказали, что вы нам нужны, мы так долго вас ждали, и вот наши задачи, наши планы. И еще поразительная черта владыки Кирилла это то, что он умел высоко поднять планку. Он из любой встречи, из любого урока даже в Семинарии, из любого события сразу делал какое-то запредельно важное дело для всей твоей жизни.
То есть он сразу представлял, что мы не просто сидим просто так, мы не отбываем время, мы не просто урок какой-то проходим, а происходит что-то, как говорится, судьбоносное; мы решаем вопросы, которые нашу жизнь изменят наверняка, все пойдет не так, как было до сих пор.
Причем у негото кругозор был пошире нашего, он знал и видел далеко впереди, поэтому он нам мог представить такие горизонты, которые даже интеллигент, который решил идти в Церковь, все равно не достигал еще этих пределов. И поэтому я знаю, что в аналогичных случаях и отец Владимир Федоров, отец Ианнуарий (Ивлиев), и отец Августин (Никитин), и другие интеллигенты, окончившие Ленинградский государственный университет, они все прошли этот путь, и все были приняты вот так. И наши чаяния, наши надежды, наша вера, не были обмануты.
Мы действительно получили то, что мы искали, то, что хотели получить, и были чрезвычайно счастливы, что попали в Санкт-Петербургские духовные школы и стали там учиться.
Хотя, конечно, мы были, я, например, без церковного опыта совершенно. И ко мне было проявлено необычайное снисхождение. И на приемных экзаменах меня аккуратненько так спрашивали, зная примерно, что я могу знать, а чего я не могу знать, ставили мне пятерки, тогда еще не заслуженные.
Вот так вот мы вошли в Церковь. Хотя все тому сопротивлялось, конечно. Была система государственная, идеологическая, атеистическая, которая очень серьезно пыталась помешать этому.
И только такой гений правления, руководства и стратегии, как митрополит Санкт-Петербургский, тогда Ленинградский и Новгородский, Никодим, мог добиться, чтобы это произошло. Потому что это было немыслимо, чтобы человек, который занимал ну хоть мало-мальски приемлемое твердое положение в обществе, мог быть допущен туда, а он этого добился.
Прот. А. Степанов: Отец Борис, какие люди, может быть уже ушедшие, а может быть и ныне здравствующие, вам сразу приходят на память в связи с тем временем?
Прот. Б. Безменов: Когда мы вошли на приемные экзамены, увидели стол, покрытый зеленым сукном, обширной такой буквой «П», и за ним целую «подкову» священнослужителей, а я до этого больше одного священника зараз в жизни и не видел.
Во главе сидел митрополит Никодим, рядом тогда еще епископ Кирилл (Гундяев), отец Михаил Сперанский, бывший ректор, старец, замечательный человек, владыка Мелитон, архиепископ Тихвинский, отец Ливерий Воронов, ныне здравствующий заслуженный профессор протоиерей Василий Стойков, отец Владимир Сорокин, Николай Дмитриевич Успенский, совершенно потрясающий педагог, профессор, создатель регентского отделения в наших школах.
Последний был не в сане, потому что был, по его собственному выражению, «двоеженец». Но профессор был блистательный. В то время, если вы уходили в Церковь, то вас вышвыривали со всех позиций. А этот человек ухитрился в то время быть одновременно профессором Ленинградской Духовной академии и профессором Ленинградской Консерватории.
Это было непонятно, странно, удивительно. Когда он говорил, то ощущение было, что с вами ребенок говорит. Хотя это был старец, заслуженный профессор, величественный и, в общем-то, даже страшноватый немножко. Он читал лекции по литургике и был дивным рассказчиком. Ощущение было, что он из Иерусалима, из второго века, только что отслужил Литургию, пришел, рассказывает. Он в воздухе видел все, что происходило, переносился в ту эпоху, и нас туда с собой брал.
Хочу еще низко поклониться бывшему ректору, отцу Владимиру Сорокину за все, что он делал когда-то с нами. Это замечательный священник, человек, который ничего не боится, своеобразный такой, прямой, искренний, и очень много сделавший для Церкви и для преподавания тоже.
Отец Николай Гундяев, родной брат владыки Кирилла, блистательный педагог. Он преподает патрологию. Когда его ставили на этот предмет, он сказал, что если его поставят на этот предмет, он будет читать стихами. Его лекции были похожи на что-то упоительное. Ощущение было, что это действительно стихи.
Окончание беседы читайте
в следующем номере «Воды живой»
