В преддверии 90-летия октябрьской революции 1917 года мы представляем читателям картину Ирины Ковалевой «Лихолетье», которая была подарена Князь-Владимирскому собору 10 июня с. г., в День всех святых, в земле Российской просиявших.
Словом «лихолетье» можно назвать период между революцией и Великой Отечественной войной, когда вместе с лучшими сынами Отечества погибала и Русская Церковь, и русская культура. В Петербурге более 20 лет ведется кропотливая работа по выявлению сведений о российских новомучениках и всех, кто пал жертвами этого лихолетья. В этой работе епархиальной комиссии по канонизации святых помогают многие ученые, историки, архивисты. Творческое осмысление в красках этого труда передает картина «Лихолетье». Она рождалась постепенно, на протяжении нескольких лет, по мере накопления материала.
На холсте изображено 59 человек: патриархи, митрополиты, священники, монашествующие, женщины и дети, среди них нет ни одного выдуманного лица. По мере написания картины историки Лидия Соколова, Александр Галкин и Александр Бовкало работали над восстановлением биографий изображенных, о многих из них до этого было практически ничего неизвестно. За это время на основе архивных материалов возвращены из небытия судьбы четырех тысяч россиян, пострадавших за веру.
Многие из них были связаны с Санкт-Петербургскими духовными школами. Выпускник Санкт-Петербургской Духовной Академии 1895 года протоиерей Иоанн Кочуров, расстрелянный красноармейцами в Царском Селе на шестой день после октябрьского переворота, 31 октября 1917 года, стал первым в сонме новомучеников Российских. Вскоре, 19 января 1918 года, при попытке захвата «народными комиссарами» Александро-Невской лавры был смертельно ранен протоиерей Петр Скипетров, выпускник 1890 года. Летом того же года в Алапаевске была заживо похоронена в шахте великая княгиня Елисавета Феодоровна, являвшаяся почетным членом Петроградской Духовной Академии.
Осенью 1918 года большевики приступили к упрочению своей власти методом «красного террора». Расстреливались тысячи ни в чем не повинных людей. В Петрограде среди них оказался 84-летний протоиерей Алексий Ставровский (выпускник Академии 1861 года), а также настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский (выпускник 1885 г.), со своими сыновьями Николаем и Борисом. В Эстонии большевики зверски убили епископа Ревельского Платона (Кульбуша), выпускника Академии 1894 года. До монашеского пострига он в течение 23 лет окормлял эстонский приход в Санкт-Петербурге - Петрограде.
Несмотря на лишения первых послереволюционных лет в Петрограде возникли новые формы богословского образования и духовного просвещения. По благословению сщмч. Вениамина, митрополита Петроградского, осенью 1918 года вместо упраздненной властями Духовной семинарии открывается Богословско-пастырское училище, а в 1919 году - различные богословские курсы. Заведующим Богословско-пастырского училища стал И. П. Щербов; более двух лет в нем преподавал иеромонах Николай (Ярушевич) - будущий митрополит Крутицкий и Коломенский. Наконец, в 1920 году по инициативе И. П. Щербова, которую всемерно поддержал митрополит Вениамин, открылся Петроградский Богословский институт. Он был призван стать научнопросветительным и учебным центром Петроградской епархии. В организации Богословского института приняли участие представители десятков приходов города и его окрестностей; подготовительные вопросы решала Комиссия духовно-учебных заведений епархии под председательством настоятеля Покровско-Коломенской церкви протоиерея Василия Акимова. Ректором института был избран протоиерей Николай Чуков (впоследствии митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий). В институте преподавали профессора прежней Духовной Академии и Петроградского Университета: Н. Н. Глубоковский, И. П. Соколов, И. А. Карабинов, А. И. Бриллиантов, академик Б. А. Тураев.
Новый курс «Истории христианской мистики» было предложено читать протоиерею Павлу Аникиеву; сам ректор вел курс педагогики и дидактики Закона Божия. В институте наряду c выпускниками духовных семинарий получить образование стремились выпускники и студенты других высших учебных заведений, врачи и сестры милосердия, лица в священном сане, монахи и монахини… Учебное дело успешно развивалось, но в конце 1921 года власти повели новое наступление на Церковь, на сей раз обвинив ее в злостном саботировании помощи населению Поволжья, пострадавшему от неурожая. Большевикам удалось ловко сплести «лжу яко паучину». Они не только конфисковали церковные ценности, но сумели организовать «церковную революцию» в виде обновленчества в центре и на местах.
Митрополит Вениамин, который готов был жертвовать голодающим все, вплоть до священных сосудов, - при условии постепенности и контроля со стороны духовенства и верующих - был отдан под «пролетарский суд» как главарь контрреволюционного заговора. Постыдный судебный процесс закончился вынесением смертного приговора десяти обвиняемым, включая митрополита Вениамина, епископа Кронштадтского Венедикта (Плотникова), протоиереев Николая Чукова и Леонида Богоявленского (настоятеля Исаакиевского кафедрального собора). Политбюро ВКП (б) позволило сохранить жизнь шести из них, однако митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), профессор Юрий Новицкий и юрист Иоанн Ковшаров были тайно расстреляны.
В 1922 году из-за невозможности пройти перерегистрацию в органах власти Церковь стала «нелегальной организацией». При этом как грибы после дождя при поддержке большевиков возникали обновленческие группировки и целые «епархиальные управления», в то время как Патриарх Тихон оставался под арестом. Власти потребовали пройти перерегистрацию и церковным школам.
Единственным канонически правомерным выходом в этой ситуации было создание церковных структур, независимых («автокефальных») от обновленцев. Это было предусмотрено указом Патриарха Тихона от 20/7 ноября 1920 года, изданным на случай утраты связи с Высшим Церковным Управлением или насильственной ликвидации самого Управления. В Петрограде инициаторами «автокефалии» на епархиальном уровне стали два викария убиенного митрополита Вениамина - епископы Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич). Их поддержал ряд видных представителей городского духовенства, в том числе протоиерей Григорий Сербаринов. Власти не ответили на их ходатайство, оба епископа были высланы, но добиться у духовенства полного признания «обновленческого переворота» так и не удалось. Отверг любые связи с обновленцами и Петроградский Богословский институт. В течение года он сохранял автономное положение, но к маю 1923 года был вынужден прекратить свое существование - в первую очередь, из-за непосильного налогового гнета. («Переобложение» налогами станет в СССР распространенным методом борьбы с религией). Летом 1923 года по политическим соображениям властям пришлось освободить Патриарха Тихона. После этого обновленчество сразу дало трещину, как дом, построенный на песке.
Под омофор Патриарха сразу же стали собираться верующие со своими пастырями и архипастырями, хотя для большевиков по-прежнему Патриаршая Церковь оставалась «нелегальной». В Петрограде в конце 1923 года были амнистированы все осужденные по «делу митрополита Вениамина». Духовные лица тут же приступили к священнослужению (власти не чинили им препятствий). Протоиерей Николай Чуков уже через четыре месяца после выхода из заточения возглавил Богословские курсы центрального городского района и принялся за воссоздание высшей духовной школы. Осенью 1925 года он добился открытия в здании при РусскоЭстонской церкви Высших Богословских курсов. К преподаванию ему удалось привлечь таких известных педагогов, как А. А. Дмитриевский, П. П. Мироносицкий. На курсах даже проходила защита магистерских диссертаций: степени магистра богословия, в частности, были удостоены протоиереи Николай Чуков и Павел Аникиев.
В 1927 году власти признали, что у них «не имеется препятствий» к легальному существованию органов управления Патриаршей Церкви - по-прежнему юридически и имущественно бесправной. В обмен на это признание последовала декларация митрополита Сергия (Страгородского), являющаяся до сих пор «предметом пререканий». Значительная часть духовенства и мирян сочла, что подобной Декларацией митрополит Сергий превысил свои полномочия. Среди них был и митрополит Кирилл (Смирнов), первый кандидат на должность Патриаршего Местоблюстителя, с 1922 года находившийся в тюрьмах и ссылках. Возникли новые разделения - и последовали новые репрессии.
Однако Декларация 1927 года не привела к улучшению «в положении нашей Православной Церкви, ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений». Уже в 1928 году в Ленинграде под надуманным предлогом были ликвидированы Высшие Богословские курсы. После этого не могло быть и речи об открытии новых духовных учебных заведений. Но оставалось такое средство «обучения религии», как церковная проповедь. Поэтому за талантливыми проповедниками был усилен надзор, и вскоре большинство из них поплатились лагерем или ссылкой. Так, например, несколько лет в Свирьлаге провел протоиерей Александр Медведский из Князь-Владимирского собора.
Начиная с 1929 года, летопись церковной жизни превращается в длинную хронику избиений «людей безответных». В 1930 году подверглись арестам изображенные на картине протоиереи Михаил Яворский (январь), Павел Аникиев (май), в очередной раз - Николай Чуков (июнь; освобожден через 9 месяцев) и профессор А. И. Бриллиантов (июнь). В 1932 году в Ленинграде происходит массовое закрытие храмов (многие из них были тут же взорваны), а также «зачистка» города от монашествующих, членов церковных братств и церковной интеллигенции. Всеобщая паспортизация предоставила властям дополнительный повод избавить город от «нежелательных элементов». Например, не получили паспорта с городской пропиской ни лояльнейший к властям митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов), ни скромнейший архивный работник К. Я. Здравомыслов. В 1934 году работники НКВД разоблачили и ликвидировали придуманную ими «глубоко законспирированную организацию евлогиевцев». На сей раз срок получили протоиерей Владимир Шамонин, И. А. Карабинов, Ф. Т. Коцюбинский… При проведении репрессий высшее богословское образование становилось одним из основных «отягчающих обстоятельств».
Убийство Кирова вызвало к жизни широкий «кировский поток». Из Ленинграда было выслано едва ли не большинство жителей. Среди них были и старцы, чьи дети стали видными советскими специалистами (протоиерей Василий Акимов), и те, кто сам когда-то помогал революционерам, заключенным в «Крестах» (протоиерей Леонид Богоявленский с женой и дочерью-школьницей), и испытанные борцы с народным пьянством (протоиерей Евгений Лукин), и бывшие законоучители привилегированных институтов (протоиерей Николай Розов).
Видя на картине лица питомцев Петербургских духовных школ XIX-XXI вв., хранителей духовного преемства в годы испытаний, мысленно обращаешься со словами молитвы: Святые новомученники Российские, молите Бога о нас! Вечная память невинноубиенным!
Протоиерей Владимир СОРОКИН
