«Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7,37)
Вода живаяСанкт-Петербургский
церковный
вестник

Основан в 1875 году. Возобновлен в 2000 году.

Вода живая
Официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви

Последние новости

Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест

Главная / Журнал / № 4, 2011 год

Мамиными молитвами



На протяжении многих веков наследственное священство было традиционным для России. Сын рос при храме, заканчивал семинарию и нередко наследовал приход отца. Так ширилось духовное сословие, вход в которое извне не был запрещен, но был непрост. Для дворянина «уйти в духовные» было унизительно, для крестьянина — непозволительно, да и любому, кто захотел бы занять место в церковном причте, потребовалось бы богословское образование.Советская эпоха прервала традицию потомственного священства. Репрессии не уничтожили сословие полностью, но подрубили его корни так жестоко, что молодые побеги просто не могли вырасти. Но были и исключения. Одна из таких исключительных семей — дети, внуки и правнуки священномученика Владимира Амбарцумова. Петербургскую ветвь этого рода, насчитывающего не один десяток священников, сегодня развивают отец Илья и отец Иаков, старшие сыновья протоиерея Димитрия Амбарцумова, почившего год назад.

Умел подражать птичьим голосам...

Владимир Амбарцумов, будущий священномученик, не был выходцем из духовного сословия. Становление его веры и убеждений проходило в Христианском студенческом кружке среди единомышленников, горящих идеей, готовых бороться за свои принципы с вероотступниками.
«Прадедушка Владимир был человеком высочайшей духовности и глубочайшей учености,— рассказывает протоиерей Илья Амбарцумов.— Немного авантюрист: перебегал Волгу по раскалывающемуся льду. Большой оригинал: изобрел электрическое оружие, которое пробивало стену, умел подражать птичьим голосам, иногда для своей конспиративной работы переодевался до неузнаваемости. Наполовину немец, наполовину армянин — интереснейшая смесь кровей. Я вижу его человеком со своими слабостями, грехами, в душе которого шла борьба и поиск, как у всех нас. И вместе с тем ощущаю постоянную связь с ним, как со святым заступником нашей семьи. Помню, как-то ехал на день памяти прадедушки в Москву. Всю ночь на стареньких „Жигулях“, совершенно без сил после тяжелейшей недели. Не знаю, как я не уснул за рулем. Приехал к утру на Бутовский полигон, шатался, как пьяный, ни слова не мог понять из службы. Но когда наш троюродный дядя отец Кирилл Каледа воздел к небу руки, призывая Святого Духа, будто пелена спустилась у меня с головы до ног. Я ощутил себя заново родившимся, отдохнувшим. Уверен, это чудо произошло по молитвам моего прадедушки».

Искать себя и найти

Жизнь рода Амбарцумовых никогда не была похожа на отлаженную схему преемственности. Знакомясь с историей священников этой фамилии, читаешь: «не хотел быть священником», «протестовал», «искал себя». Протоиерей Иаков Амбарцумов, как и многие его сверстники в конце 1980х, мечтал быть физиком или математиком: «Хотелось всем доказать, что сын священника может быть хорошим инженером. Но в технический вуз я не поступил: не добрал балла. Только тогда задумался о семинарии, стал приглядываться к конспектам брата Ильи, вдруг понял, насколько огромен этот неизведанный мир — мир богословской науки. Но даже учась в семинарии, далеко не сразу почувствовал, что священство — именно то, что я смогу делать лучше, чем все прочее. Папа меня поддерживал в этом выборе, но без нажима. Помню, еще в детстве, когда друзья отца интересовались, пойдем ли мы по его стопам, он пожимал плечами: „Не знаю. Очень трудный путь, я на него их никогда не буду склонять“».
Отец Илья согласен с братом: «Идти по духовной линии только потому, что твой отец служит, страшная ошибка. Я пошел в семинарию за хорошим образованием. Говорил себе, что стану священником только по зову Божиему. Не хотелось быть священником-пустоцветом, для которого сан — не выстраданное призвание, а машинальный путь по проторенной дорожке. Считаю, что вчерашнему семинаристу не стоит становиться пастырем раньше 30 лет. Нельзя взять молодое деревце, посадить его в новую землю и тут же требовать от него плодов».
В поиске себя и жажде гласа Божия братья похожи и на своего отца — протоиерея Димитрия, и на деда — протоиерея Евгения. Отец Димитрий, которого петербуржцы помнят как человека мощной духовной харизмы и огненной веры, по словам старшего сына, был в свое время хулиганистым парнем и не помышлял о служении. На смертном одре протоиерей Евгений Амбарцумов сказал ему: «Сын, хочу, чтобы ты был священником». Так и получилось. Отец Евгений в молодости тоже тяжело шел к своему священству: не посещал храм, бунтовал. Но потом, пережив до конца этот кризис, вырос в одного из ярчайших пастырей послевоенного Ленинграда.

«Когда папа и мама такие...»

Почему же так непросто ищут свое призвание дети священнослужителей, ведь добрый пример рядом? Отец Иаков думает: если сын священника ни секунды не сомневается, кем ему быть, это признак его средних возможностей. Даже в рабочей династии нельзя начинать перенимать мастерство, не заглянув в свое сердце. Что уж говорить о пастырях! Многие заканчивают семинарию и уходят в светский мир. И это хорошо, потому что «самое грустное, когда человек, став священником, потом не может нести этот крест».
Но при всей сложности собственного выбора отец Иаков уверен: "Священникам, которые выросли в нецерковных семьях, сложнее, чем нам. Для них самый добрый путь — попасть в хороший приход к мудрому настоятелю, который сможет поддержать примером, словом. А когда молодого иерея, не знающего традиции, сразу посылают на дальний приход, ему все приходится постигать в одиночку. Ведь священником не становятся автоматически после рукоположения, священство надо еще воспринять, вырастить в себе«.Какую роль в передаче духовного наследия играет православное воспитание? Дедушка отца Ильи и отца Иакова писал как-то Марии Жучковой, заменившей ему с сестрой рано умершую маму: «И милость Божия, и благоговение Господне на жизни нас, детей, по жизни достойных родителей. Самое дорогое наследство — это возможность уважать и радоваться о жизни родителей».
«Я испытываю чувство постоянной благодарности папе и маме за веру, которую они нам передали,— говорит отец Илья.— Родители не принуждали нас ходить в храм, и молитва у нас редко было общая, а больше индивидуальная. Нам была дана полная свобода выбора жизненного пути. Но, когда папа и мама такие, у тебя нет никаких оправданий, чтобы грешить. Спрос с тебя огромен. И оттого уклонение в грехи может быть страшное, как падение с большой высоты... Дети святых нередко вырастали негодяями, мы знаем это из Библии, из житий»...
Наследственность и воспитание лепят натуру ребенка, но вырасти в самобытную единицу можно, только доказав миру, что являешься не просто совокупностью генов, а чем-то большим. И пусть родители любимые, уважаемые, от них все равно надо отделиться, чтобы обрести себя. «В нашей семье 11 детей, и каждый что-то унаследовал из богатого спектра черт, талантов и недостатков, свойственных роду Амбарцумовых,— продолжает отец Илья.— Наверно, человек становится личностью настолько, насколько может преодолеть негативные наследственные черты, развить позитивные и при этом не потерять то индивидуальное, что свойственно только ему».

Через перегорание — к горению

Сегодня, в начале второго десятилетия XXI века, в России уже появляются новые священнические династии. В семинарии приходят молодые люди, знающие церковный мир: они алтарничали с детства, наблюдали за тем, как служат их отцы, теперь хотят продолжать семейную традицию. Но часто окружающие замечают в «поповичах» некоторую духовную усталость, состояние, когда сакральное вдруг становится привычным, чуть ли не бытовым, когда храм воспринимается не как место единения со Христом, а как среда обитания, знакомая с младенчества. Откуда такое перегорание в юных душах?
«Мне кажется, такое бывает с детьми священников, потерявших благоговение,— считает отец Илья.— А оно теряется очень легко. Если служишь Литургию механически, если она для тебя не чудо встречи с Богом, а некая повинность, тогда и дети твои вырастут с образом „обыденной“ Церкви в душе. У нас в семье никогда не было теплохладности в вере. Огромное спасибо папе и маме за это!»
Но и у сыновей протоиерея Димитрия Амбарцумова, с детства видевших примеры подлинной церковности, были свои переломные моменты в духовной жизни. «Мне знакомы кризисы воли. Уныние — великий грех, с которым я долго боролся,— рассказывает отец Иаков.— И удивительная вещь: мы, Амбарцумовы, можем уклоняться от Христа, грешить, но молитва святых и праведников нашего рода вытаскивает нас из любой ямы».
«И у меня был нравственный кризис,— говорит отец Илья.— Я даже спорил с Богом! Бил кулаком по столу, гневался, спрашивал, за что Он дает мне испытания. Сейчас уже осознаю, что с моей стороны это было полное непонимание промысла Божия, ослепление страстью. Понемногу я из этого состояния выходил и продолжаю выходить. Сильно мотало из стороны в сторону не только меня, но и многих наших братьев и сестер. Но веру никто не терял, потому что вера — это сама жизнь. Даже падая, мы знаем, от Кого отворачиваемся, и оттого болит, тревожно щемит сердце. Этот опыт живой веры дала нам семья. Не зря говорят, что дети видят Бога мамиными молитвами. Даже взрослые дети».

Елизавета Киктенко