Архитектура должна быть новой

— На III курсе Академии художеств у меня возникло желание покинуть архитектурный факультет ради скульптуры. Но меня остановил товарищ: «Не уходи. Может быть, тебе еще храм придется построить». У меня и правда с самого начала учебы было желание построить храм и ощущение, что когда-нибудь такая возможность появится,— рассказывает архитектор Александр Петрович Егоров. В 80—е годы он был сотрудником Ленниипроекта в мастерской № 6 под руководством Владимира Николаевича Щербина (автора зданий РНБ на Московском проспекте, нескольких станций метро и т.д.). Потом некоторое время был ведущим архитектором Управления Санкт-Петербургского метрополитена. Среди его проектов — жилые дома в Приморском районе, конференц-зал Петербургского метрополитена на улице Одоевского.

Воцерковление пришлось на начало 80х годов. В ближайшем к дому Николо-Богоявленском Морском соборе был тогда настоятелем отец Владимир Сорокин. От него в 1986 году и поступил начинающему архитектору первый церковный заказ. Нужно было заменить временную перегородку, отделяющую амвон от средней части храма, на новую бронзовую. Александр Петрович разработал проект, который был удостоен похвалы митрополита Ленинградского и Ладожского Алексия, однако дальше этого дело не пошло. Первым же воплощенным замыслом стал проект иконостаса для церкви священномученика митрополита Вениамина Петроградского на территории ИТК в поселке Металлострой.За 25 лет сделано немало. В ЦКБ «Рубин» (на шестом этаже бизнес-центра «Нептун») можно увидеть часовню Рождества Христова — прямоугольник с небольшой апсидой, сориентированный по сторонам света. В центре поселка Коробицыно Ленинградской области возведен храм иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Он, вобравший в себя образы псковского и новгородского зодчества, по словам Александра Петровича, призван служить своеобразным форпостом России вблизи финской границы. В стадии подготовки к строительству храм Иоанна Воина в Малом Вереве (недалеко от Гатчины), который будет возвышаться над Киевским шоссе, встречая и провожая всех проезжающих мимо.

— Однажды мне приснился сон,—рассказывает архитектор.— На скульпторском станке стоит куб из какого-то грубого материала, и откуда-то звучит голос: «Куб — э то форма любви к людям». А рядом лежит вытянутый куб, то есть параллелепипед, и голос продолжает: «А это форма любви к Богу». Я проснулся с великой радостью: голос был такой, что невозможно было не поверить! Кубический объем, в который вставлен параллелепипед — это формула классического крестово-купольного храма, разомкнутого вверх (в отличие от вытянутой в длину базилики). Форма куба, равная во всех трех направлениях, указывает на равнозначность. Именно в равнозначности, равноценности заключается любовь к ближнему. А форма параллелепипеда структурно вырастает из этой равнозначности: любовь к Богу превосходит любовь одного человека к другому. Я увидел в этих фигурах взаимозависимость двух главных заповедей Господних.

Именно так, по мнению Александра Петровича, рождается форма, смысл которой не во внешних украшениях, а в ее структуре, в глубоком переживании умозрительной идеи. Но это еще не красота. Дальше вступает в дело художник, который должен воплотить эту идеальную структуру в архитектурную форму, и строительный материал, используемый для этого, может быть самым обыкновенным, доступным и недорогим. Архитектор должен знать многое: и то, чему учит Церковь, и историю культуры, и свою профессию, но образ все равно рождается единовременно, как нечто целостное.

А вот еще иллюстрация: «В конце 80х годов один эстонский священник попросил меня помочь восстановить дореволюционный храм неорусского стиля, который за годы советской власти был приведен „в некультовый вид“: голые стены, ободранные росписи... И я сделал для него проект, слегка осовременив, упростив детали: небольшой чертеж — фасады, перспективу — в стиле „как было“, как сейчас стремятся строить многие. Но когда я показал этот проект настоятелю, то вместо ожидаемого одобрения услышал вздох разочарования и скуки...». Этот эпизод навел архитектора на размышления о том, что прошлое, уже состоявшееся, пусть и прекрасное, очень опасно для художника именно своим обаянием.

Ключевыми для Егорова стали слова Христа из Откровения Иоанна Богослова: «Се, творю все новое», которые являются характеристикой одновременно и Божества, и человека в той мере, в какой он способен подражать Богу. Очень простая, но мало популярная нынче среди церковных архитекторов идея. «Я понимаю,— говорит Егоров,— очень сложно себя сдерживать. Но с кого-то срисовывать — это проще всего. Когда великий архитектор Константин Мельников работал, у него на столе не было ни одного альбома, ни одного чужого чертежа. Тем он и прославился, что создавал все новое. Я, разумеется, начинал с того, что подражал старым образцам. Потом, глядя на старое, старался компилировать. Но компиляция хороша для ученика. Любой художник, если он творец, сделав десять иконостасов, захочет сделать что-то свое. Поэтому искать в старом — не художественный подход. Держаться за формальные шаблоны, подменяя ими канон, значит проявлять творческую слабость. Вся история христианского искусства показывает, что евангельский идеал может существовать в любой форме. Посмотрите, как разнообразна церковная архитектура, иконопись. Неизменно только Священное Писание. От него и нужно отталкиваться».

— Не надо выбирать стиль! — с жаром говорит Егоров.— Он вырабатывается сам собой! Вспомните, что первыми христианскими храмами были римские базилики — судилища, помещения для общественных собраний, у которых была только одна задача — вместить как можно больше народу. Потом эта форма стала видоизменяться и наполняться символическим смыслом. Это и есть стиль, органический продукт той или иной эпохи, ее ощущений, представлений. Чтобы создавать русскую, православную архитектуру, нужно не копировать церковь Покрова-на-Нерли, а просто быть русским и быть православным.

«Посмотрите, что получается, когда прерывается естественное развитие архитектуры. Скажем, при государе Алексее Михайловиче было запрещено строительство шатровых храмов и введено обязательное пятиглавие. Шатровые храмы — то, что внес русский дух в архитектуру, пройдя путь от рационального пространства византийских храмов до иррационального пространства русских храмов столпного типа, где при равном строительном объеме большая часть пространства переместилась вверх к куполу. Кроме того, шатровые храмы лучше приспособлены к северному климату. Ведь настоящая архитектура такова, что все ее детали имеют то или иное конструктивное назначение, обеспечивают прочность и долговечность здания и при этом так гармонично расположены, что образуют нечто прекрасное. Видите, появление стиля — это связь нескольких явлений, объективных факторов, которые осуществляются усилиями конкретных творцов, реагирующих на окружающий мир. Что же произошло с искусственно введенным пятиглавием? Оно быстро выродилось: богословское содержание (которое у греков, безусловно, было) превратилось в политическую идеологему; световой барабан с куполом как элемент конструкции, формирующий единое внутреннее пространство храма, превратился в глухой объем для внешнего украшения.

Александр Петрович полагает, что нынешняя ситуация, когда мы копаемся во всевозможных стилях прошлого и произвольно выбираем то, что нам понравится, является для Церкви неправильной. Архитектура должна быть современной. Бедой нового церковного строительства стала либо ориентация на устоявшиеся стилистические схемы прошлого (Византия, Новгород, классицизм, барокко, «неорусский» стиль, модерн), либо полное смешение стилей. Лживость таких эклектичных архитектурных форм чувствует даже неискушенный человек. «Разве Церковь — место, где у людей должно рождаться недоумение?» — восклицает архитектор. Поэтому, полагает он, следует исключать из проекта все, что может вызвать недоверие. Правдивость и простота — вот принципы, которыми следует пользоваться нынешним зодчим. «Глупо подражать в одежде моде XVIII века,— продолжает Егоров— Как бы сейчас смотрелась на улице дама в кринолинах?» Зачастую архитектор оказывается в зависимости от вкусов заказчика, для которого прекрасно то, что дорого стоит. Однако, по мнению Егорова, чрезвычайно важно, чтобы строительство храма было посильно для общины. Дорогие храмы вызывают недоверие в обществе, увеличивают и без того сильное в нем разделение. Больших соборов, которые выражали бы идею государства, большого христианского социума, у нас и без того достаточно. Нужны маленькие церкви, где человек чувствовал бы таинственность службы и не считал, что между ним и Богом есть некое препятствие в виде сословной принадлежности, толщины кошелька и т.д. Дух маленькой христианской общины должен ощущаться в ее «доме молитвы». «Храм должен быть духовно уютным»,— резюмирует Александр Петрович.

По мнению архитектора, сегодня лучше всего честно признаться, что вкуса у нас нет. Признать это и начать его воспитывать, учиться, как мы учимся читать, писать и говорить. Воспитание вкуса спасет от вкусовщины, а развитие художественной рефлексии поможет заново воплотить христианскую идею в доселе небывалой форме.

Тимур Щукин