Архиепископ Тульчинский и Брацлавский Ионафан (УПЦ МП) сегодня известен как один из самых плодовитых церковных композиторов. Его смелые, но изящные опыты современных переводов православного богослужения — рискованное дело в наше время — вызывают больше положительных, чем отрицательных откликов. А тем, кто учился в Ленинградских Духовных школах в 1970-е и 1980-е годы, он запомнился как один из самых незаурядных регентов и преподавателей церковного пения. Владыка, стоявший у истоков Регентского класса, вспоминает об этом на страницах «ВЖ».

Предыстория

Как правило, в семинарских храмах студенты по очереди поют и читают, а рукоположенные в духовный сан воспитанники служат в алтаре. Так было и у нас, в Ленинградских Духовных школах. После войны для студентов c музыкальными способностями был организован Регентский класс с кратким курсом необходимых музыкальных знаний и навыков управления хором. Его организатором был выдающийся литургист и музыковед Николай Дмитриевич Успенский, профессор церковной истории и композитор духовной музыки. Теорию и гармонию музыки во время моего обучения в семинарии преподавал Юрий Петрович Юренев, регент митрополичьего хора Богоявленского Свято-Никольского собора. Игру на фортепиано преподавала Татьяна Николаевна Авророва, вокал — Андрей Александрович и Людмила Владимировна Ильинские. Все они были истинными тружениками на ниве церковного пения. Царство им Небесное! Николая Дмитриевича студенты уважали за знания литургики и очень его боялись. Не дай Бог прийти на его лекции одетым не по семинарской форме, без галстука (тогда в подрясниках не ходили). Это означало иметь гарантированную «двойку» при хорошем ответе. Но эта педантичная строгость учила всех нас, студентов, дисциплине и собранности.

Во времена образования Регентского отделения в том виде, в котором оно существует и сейчас, я уже был преподавателем церковного пения и многолетним регентом семинарского хора. Как-то вызвал меня в свой кабинет ректор владыка Кирилл, нынешний Святейший Патриарх Московский и всея Руси, и с таинственным видом поручил мне подготовить докладную записку о «КПД» регентского кружка за все годы его существования. Объяснил, что у него родилась мысль организовать при ЛДАиС систематическое духовное обучение для православных девушек, но с музыкальным уклоном. Эти девушки могли бы потом достойно представлять РПЦ и за рубежом на различных богословских уровнях. Не забудьте, это было время жесткое, советское, ни о каком открытии отдельной Духовной женской школы и речи быть не могло. Вручил мне владыка Кирилл кипу папок и «дал срок» для подготовки рапорта. Три ночи я сидел и разгребал годовые отчеты за многие годы. К моему удивлению «КПД» кружка оказался очень и очень скромным. Иного и быть не могло: ведь семинаристы учились не для музыкальной карьеры, а для того, чтобы стать пастырями. Масса сил и средств уходила на сотрясание воздуха. С цифрами в руках я доложил преосвященному ректору результаты исследования. Может быть, эти итоги сыграли свою роль в появлении профессионального Регентского класса в Ленинградских Духовных школах. Конечно, и студенты, и преподаватели, особенно старшего поколения, испытали некоторый шок. Все почувствовали поступь перемен в вековом укладе семинарской жизни. Только представьте: черные подрясники, внутренний устав, ежедневно распределяющий по минутам жизнь студентов между богослужениями, лекциями и подготовкой домашних заданий; общие трапеза, почивальни, походы на хоровые концерты в Капеллу. И вдруг в этой полумонашеской бурсацкой атмосфере появляются юные женские силуэты, «грации» в длинных платьях синего цвета с белой кружевной пелериной на плечах, с косынками на головах, а в храме звучат не только «рыкающие» юношеские басы и петушиные тенора, но и серебристые сопрано и бархатные альты женской хоровой партии. Опасения были разные, в частности и такого рода: а вдруг будущие пастыри позабудут о лекциях и все внимание переключат с созерцания духовных начал на любование красотой земной? А как девушки-студентки будут чувствовать себя в специфической семинарской среде? Но опыт оказался удачным. Через несколько лет Регентский класс был организован и в Московской Духовной школе.

Трио семинаристов. Первый слева — студент Анатолий Елецких,
ныне архиепископ Ионафан. Фото из его же архива

Первая заповедь регента

Положение современного регентского дела со стороны внешней организации церковных школ и наличия нотных архивов гораздо лучшее, чем в прежние времена. Уже есть выбор при поступлении на учебу. Существуют электронные музыкальные библиотеки, где легко можно отыскать интересное песнопение на любой вкус: от знаменного унисонного до многоголосного партеса. Появилась плеяда талантливых духовных композиторов: покойный диакон Сергий Трубачёв, яркий церковный музыкант архиепископ Иларион (Алфеев), показавший в своих духовных ораториях удивительную совместимость гласового церковного обихода с классическим оркестровым сопровождением (в стенах консерваторий и филармонических залов). Это и архимандрит Матфей (Мормыль), и игумен Силуан (Туманов) из Саранска, интереснейший композитор Юрий Толстокулаков из Новокузнецка, игумен Роман (Подлубняк) из Киева, выпускник ленинградского Регентского класса, явивший несколько замечательных опусов; первая женщина-композитор Наталья Колесниченко из Волгограда, тоже выпускница нашей Регентской школы…

Воспитанницы Регентского класса. 1980 г. Варвара Правдолюбова,
Любовь Бейдерман, Зинаида Дроботюк. Фото из архива Любови Титовой

Но сегодняшнее положение регентства как служения Богу в чине литургического действа требует, на мой взгляд, корректировки. У регентов, не получивших богословского образования, часто отсутствует восприятие целостности храмового действа: и песнопений, и молитвословий. Многие из них уверены, что богослужение — это только последовательность музыкальных номеров, а иные не ?ощущают связи исполняемого текста, например, песнопений «Милость мира», с текстом тихого чтения евхаристических молитвословий и заключительными возгласами иерея в алтаре. Очень часто случаются ошибки в выборе песнопений, их темпа и характера исполнения. Как-то пришлось послушать «Тебе одеющагося» болгарского распева в исполнении известного хорового коллектива. Казалось, что звучит нервный шепот-камлание первобытного шамана, а не умиротворенно-печальное повествование, по ходу которого совершается скорбное шествие с плащаницей Христовой. А в пасхальную ночь некоторые регенты превращают канон утрени в скачки «вперегонки», подменяя духовную радость благовестия будущего нашего со-воскресения Христу суетным ритмом исполнения его тропарей. Однажды некоего старца спросили об исполнении Фёдором Шаляпиным известных церковных песнопений. Что же он ответил? «Ладно поет, да голосом балуется!» На светской сцене это «искусство голоса» похвально.

А вот в храме, перед Живым Богом, это баловство-хвастовство голосом излишне и отвлекает от молитвы. А вот еще один пример несогласованности молитвословий и пения хора. Однажды, во время причащения священников в алтаре, при чтении ими покаянных молитв, хор грянул польский «партес», от которого покоробило и слух, и душу. После службы некто спросил регента: «Матушка! Могли бы Вы во время причащения мирян исполнить какой-нибудь „веселый“ концерт?» Матушка удивилась: «Как концерт? это не положено!» — «А когда батюшки в алтаре причащаются, это „положено“?..»

Кто-то возразит, что смысловое единство пения и чтение «тайных» евхаристических молитвословий едва ли достижимо в рамках литургической традиции. Но, не нарушая структуры богослужения, с помощью современной акустической аппаратуры сегодня реально возможно приблизить чтение молитв Евхаристического канона слуху народа Божия, а хор при этом мог бы исполнять несложные по гармонии и фактуре краткие песнопения-ответы, респонсории, связывая все молитвенное действие в единое литургическое целое. Логосность молитвы, разумность исполняемых песнопений — первая заповедь церковного регента. Потому что регентское дело, на мой взгляд, — это священное тайновождение ко Христу средствами церковно-певческого искусства, продолжение апостольской миссии Церкви в храмовом действии, а отнюдь не светская сюита из набора разных по стилю «духовных» сочинений и, конечно же, не демонстрация голого исполнительского искусства дирижера и вокальных высот «артистов» хора… Это не проповедь певческого примитивизма, а духовный императив целомудренного стояния пред Господом, призыв к постоянному памятованию слов псалмопевца Давида: «Пойте Богу разумно!».

Архиепископ Ионафан — автор многочисленных музыкально-духовных сочинений и обработок (более 1600 страниц нотного текста), частично опубликованных. Впервые использовал для написания литургической православной музыки сегменты древних западных григорианских хоралов («Литургия Мира»), а также евангелическо-лютеранский хорал (песни причастников с его же словами). Автор «Гласовой литургии», в основу которой положены обиходные напевы церковного Осьмогласия, и «Чернобыльской Литургии», посвященной памяти героев-ликвидаторов последствий чернобыльской атомной техногенной катастрофы в ?Украине.
Владыке принадлежат три опыта переложения на русский язык (в том числе метроритмическое) Великого покаянного канона Андрея Критского, «Толковый путеводитель по Божественной литургии» — учебное общеобразовательное пособие с обширным историко-богословским комментарием и изложением молитво?словий Евхаристии на русском и украинском языках.