В день Пятидесятницы апостол Петр цитирует слова ветхозаветного пророка Иоиля: «излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши» (Деян. 2, 17; Иоиль 2, 28). Тема пророчества наполняет все Священное Писание, сопровождая путь Церкви как Ветхого, так и Нового Завета. Кто такие пророки? Каково их значение для священной истории? Как распознать истинное и ложное пророчество? Об этом размышляют участники круглого стола, прошедшего в Санкт-Петербурге 15 апреля 2008 г.
Иерей Евгений Горячев
Пророк - это совершенно уникальный человек. Мы можем только догадываться о том, как выглядели библейские пророки: фрески и скульптуры Средневековья представляют их в качестве длиннобородых мужественных людей в длиннополых одеждах, однако мне кажется, что это не совсем реальный образ. Это скорее символ созерцания Церкви, выражение той значительной роли, которую пророки сыграли в истории человечества. Однако пророк мог выглядеть и как современный бомж, наверное, его внешний вид часто вызывал соблазн у сильных мира сего.
Пророк в ветхозаветном понимании - это вестник Божественного суда, который прежде объявления этого суда Израилю исполняет его на самом себе. Чтобы показать низость Израиля, пророку Осии пришлось жениться на распутной женщине и тем самым показать то состояние, в котором пребывают иудеи. Пророк - это тот, кого призывают. Напомню слова пророка Амоса: «Если лев не зарычит - никто не испугается; Если Бог не призовет - никто не станет праведным». Поэтому мы видим среди пророков царей и простолюдинов, людей образованных и занимавшихся обычной работой. Ни социальный статус, ни образование в данном случае не имели никакого значения, а вот нравственная составляющая являлась определяющей. Для библейского откровения пророк - это человек, который был призван на это служение благодаря своему сердечному стремлению. Хорошо известные слова апостола Петра «никогда пророчество не было изрекаемо человеком» указывают на то, что пророком в библейском понимании становится человек, избранный Богом, - либо за то, что он свят, либо потенциально свят, и последнее предполагает, что человек кардинально меняет свою жизнь.
Я бы охарактеризовал состояние пророка как состояние самоосознающего органа, на котором Бог набирает свой святой аккорд. При этом личность пророка не изменяется (Исаия остается Исаией, а Амос - Амосом). Однако пророк - это тот, кто сознательно отказался от свободы, чтобы адекватно и абсолютно верно передать Божественную волю о народе, о стране, об истории. Мы можем сказать, что пророк в каком-то смысле перестал быть свободным, потому что этого захотел, захотел полностью раствориться в воле Божией. Пророк, как и любая личность, продолжает жить, события его земной жизни и чувство его самоопределения никуда не исчезают. Поэтому я охарактеризовал бы пророчество как волю Божию, выраженную посредством слов или символических действий призванным на это служение лицом, то есть пророком. Этот дар не исчез в Церкви. Мы видим, что после Пятидесятницы апостол Павел говорит, что мы - члены Тела Христова и дарования у всех разные, называя в их числе дар пророчества.
Иерей Александр Дягилев
В Ветхом Завете есть указание на то, как отличить пророка Божия от пророка ложного. С моей точки зрения, эти критерии справедливы и в наше время. Если мы откроем книгу Второзакония, то в её 13 главе говорится: «Если восстанет среди тебя пророк или ясновидец и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет при том: пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им. То не слушай пророка сего или провидца сего, ибо через сие искушает вас Господь ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа Бога вашего от всего сердца вашего и от всей души вашей». Тем самым некий человек говорит вроде бы истину, однако при этом учит нас не тому, чему учит Бог или Церковь, учит явно противоположному тому, чему учат нас апостолы, поэтому он - ложный пророк. У апостола Павла есть на эту тему интересное изречение: «Если даже ангел с небес скажет вам не то, чему мы вас учили, то это не от Бога». Поэтому первый признак подлинного пророка - он никогда не будет призывать отступать от того, что Господь Бог уже открыл. Даже если пророчество сбывается, однако провозглашаемое учение совершенно не то, следует задуматься, от Бога ли оно. Второй отрывок из 18 главы Второзакония: «Если пророк скажет Именем Господа, а слово то не сбудется, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей и бойся его». Бывают случаи, когда человека почитают за пророка, но слово его не сбывается, ведь пророкам тоже свойственно ошибаться. Вот почему есть люди, которых мы почитаем за святых, однако и они признавались, что могли ошибаться. Итак, критерии истинности пророчества следующие: во-первых, подлинное пророчество всегда сбывается, а во-вторых, если пророчествующий учит не тому, чему учит Церковь, то есть повод усомниться, что это пророк Божий.
Игумен Петр (Мещеринов)
Пророчество всегда социально направлено, потому что пророк говорит что-то от Бога не просто в тиши своей кельи. Его слово всегда направлено к людям и оно всегда воспринимается в конкретной среде - культурной, религиозной, социальной. Недавно я слушал «Страсти по Матфею» епископа Иллариона (Алфеева), и очень чётко ощутил, что любое подобного рода произведение, имеющее целью дать духовный импульс, неизбежно впитывает в себя своё время - я услышал в нём современную культуру, те элементы, о которых, может быть, сам автор и не думал, когда писал его. То же самое происходит и в сфере пророческой, которую, как мне кажется, можно немного расширить и поговорить о возвещении Церкви. Ведь дар пророчества - это дар личный, харизматический, а возвещение Церкви тоже очень сильно зависит от среды.
Внутреннее самосознание Церкви не может не считать, что она возвещает Евангелие и преподаёт его правильно. Это предмет нашей веры, который мы исповедуем в девятом члене Символа веры, говоря о единой, святой, соборной и апостольской Церкви. Однако на практике мы видим очевидную неудачу как всемирного, так и православного христианства, конечно, изначально предсказанную уже в Евангелии. Христианство уже не определяет мировоззрение большинства людей и даже тех народов, которые исторически всегда были православными. Внутренняя церковная жизнь тоже от идеала весьма далека. В чём дело? Почему наше церковное благовестие не обладает той силой, которую оно имело в начале христианской эры? Причина - в оскудении пророчества, оскудение общецерковной силы, которая является пророчеством.
У нашей Церкви исторически нет опыта жить в секулярном обществе, как у Церкви на Западе. Наша Церковь жила либо в состоянии симфонии, либо в состоянии антисимфонии, а опыта свободного существования в секулярном обществе у неё пока нет. Мало того, эти два десятилетия, которые выпали на нашу долю, казалось бы, должны были дать Церкви этот опыт. Однако лично я наблюдаю, что люди церковные пытаются всячески от этого опыта отстраниться и направить все наши мысли и чаяния в прошлое. Все вожделения нашей православной идеологии находятся не в будущем или настоящем, а именно в прошлом. Нежелание осознать проблему является источником возникновения неадекватной реакции. Кто такой сейчас православный человек? Это тот, кто грезит монархией и подобными идеями, отсюда обильнейшая почва для феномена Распутина и Ивана Грозного. Церковный взгляд обращен не на адекватное осмысление настоящего, не на реальность и не на пророческое видение будущего, а на прошлое.
Еще одна очень важная проблема - это номинализм, то есть, говоря простым языком, отрыв учения от реальности. Например, во время Литургии Преждеосвященных Даров мы произносим «премудрость, прости», «стойте и внимайте», а люди дружно валятся на пол. Возглас произносится один, церковное действие другое, а самое главное, что нигде, ни у кого и никогда это не вызывает вопроса. Номинализм переводит реальность и адекватность церковной жизни в некую подразумеваемость, и это приводит к тому, что Православие становится религией лексики. И пророчества это касается в первую очередь, поскольку пророчество, по большей части, произносится вербально, а не символически. Символического пророчества у нас просто сейчас не допустят. А вербально - если посмотреть на различные форумы и прочие дискуссии - вся битва идёт за чистоту слова; что же за ним стоит, совершенно неважно. Например, есть такое сообщество «Анонимных алкоголиков», имеющее положительный опыт работы. Однако сейчас ему объявлена война, потому что это название как-то не так звучит. Вот «Безымянное винопитие» - это другое дело. И люди, совершенно не зная, что это такое, борются против этого. Корень номинализма заключается в том, что человек говорит не от себя, а вообще, судит о чём-то не из своего опыта, а в общем. На этой почве пророчества быть не может, потому что если бы пророки судили «вообще», то они не были бы пророками. Все это ставит вопрос о том, что мы возвещаем. Нам трудно возвещать Евангелие, мы больше привыкли его лобызать, чем возвещать, оно у нас - не основа жизни, а какая-то красивая часть религиозного обряда. Если Церковь не возвещает то, что должна, открывается естественное поприще для лжевозвещений и лжепророчеств. И это в самом широком спектре - от политики до мистики.
Иерей Александр Дягилев
Печально известные всем нам «пензенские сидельцы» - как раз тот типичный пример, когда у людей (а они себя считают православными) находится какой-то пророк, предсказывающий конец света. Поэтому они и решили закопаться, в настоящий момент кто-то вышел, а кто-то пока нет. Однако в Евангелии мы ясно читаем: «О дне же сем или часе никто не знает, ни ангелы, ни Сын, но только Отец. Смотрите, бодрствуйте и молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время» Беда нашей церковной ситуации заключается в том, что порой слово Церкви или Священного Писания для многих православных имеет меньшее значение, чем слово какого-то старца. У многих православных это понимание гипертрофировано: мало ли что в Библии написано, главное - то, что старец скажет.
Иерей Димитрий Симонов
Проблема заключается в том, что большинство людей, приходящих в Церковь, начинают сталкиваться не с Благой вестью, а, скорее, с обратной. Та весть, которую мы возвещаем, совсем не благая, а, как правило, несущая нечто отрицательное. Такому человеку сразу же говорят, что православные не должны делать, с кем они не должны общаться, куда им нельзя ходить, чего им нельзя смотреть, то есть здесь нет положительного опыта. Чем спровоцирован в современной ситуации этот сознательный уход от свободы, от ответственности в церковном обществе? Можно приводить множество банальных примеров: «батюшка, благословите сделать укол», «а можно мне сходить в цирк с ребенком?» Читая Евангелие, понимаешь, что говорить мы должны о другом. Но именно эти люди больше всего начинают бояться каких-то псевдопророчеств. В газете «Рус-ский вестник» часто бывают публикации со ссылками на каких-то тайных старцев - никакой конкретики, но где-то есть тайный старец, который что-то говорит, чему-то учит, и люди действительно боятся. И более того, добровольно отдают свою свободу.
Игумен Петр (Мещеринов)
Чтобы не ограничиваться одной лишь критикой, нужно сказать о том, как создавать среду для истинного пророчества. Что для этого нужно? Во-первых, возвещение в Церкви прежде всего обращено к личности и реализуется личностью. Поэтому здесь существенна позиция каждого христианина. Необходимо требовать от себя (как только мы начинаем требовать от других, это становится нашим номинализмом) вести христианскую жизнь. Это - основа той среды, в которой может прозвучать или даже зародиться пророческое слово, потому что, как мне кажется, Господь не будет посылать пророческое слово людям, которые думают не о себе, а о других; тем, чья церковная жизнь есть долженствование, обращенное к другим, а не к себе.
Во-вторых, с точки зрения пастырской, стоит воспользоваться советом Сергея Сергеевича Аверинцева, который в одной своей статье писал о том, что в условиях существования Церкви в секулярном обществе есть смысл упрощать (не в смысле примитивизации, а в смысле вычленения главного), выстраивать иерархию церковных ценностей. И на этом пути не должно быть заискивания перед народом, перед обществом. Если уж говорить об истиной связи Церкви и народа, то она подобна отношению пророка к народу израильскому - он его обличает, совершено нещадно критикует. Должно быть нравственное воспитание народа. Если мы хотим влиять на народ, то это влияние должно быть нравственным.
Священное Писание говорит о человеколюбии Бога. Главная, коренная и всеобъемлющая характеристика сегодняшней жизни российского государства и общества - это абсолютное нечеловеколюбие. Один из тягчайших примеров такого нечеловеколюбия - недавняя отмена армейских отсрочек, в том числе и для тех, кто ухаживает за тяжело больными родственниками. К сожалению, этот дух нечеловеколюбия проникает и в церковную среду. В связи с этим, как мне кажется, очень важно осознать и понять, что это опасно и гибельно для Церкви. Возвещение Церкви должно быть возвещением не секулярного, но христианского гуманизма, то есть человеколюбия, возвещением любви Бога в Его Церкви к человеку. На этой почве расцветет истинное пророчество - если оно несет человеколюбие, то оно истинное, а если оно уподобляется духу мира сего, то это пророчество ложное.
Иерей Евгений Горячев
Почему пророчество ушло из церковной жизни - это вопрос. Мне кажется, что когда пророчество характеризуется просто возвещением того, что со мной будет, это может быть не совсем для меня полезно, поскольку это отчасти лишает человека воли. Он видит мир детерминированным, его свобода куда-то исчезает. Он ждет, что это вот-вот должно исполниться. Взглянем на притчу о безумном богаче: слова «в ночь сию возьмут у тебя душу твою» предполагают, что это говорится ему днём, значит можно все-таки что-то за это время исправить и изменить. Что же касается пророчества в целом, то первые христиане шли как бы наощупь: «И Дух Святой запретил им - и не пошли туда-то». Сейчас мы все знаем - это подразумевает, что авторитетов много и есть на что опереться, но в то же время ушла живая мистическая направленность жизни, желание все отдать ради этой правды. Христиане стали какими-то мелкотравчатыми, которым нет смысла возвещать пророчества, потому что они вряд ли им последуют. Глобальные пророчества для целых обществ, мне кажется, не появятся до тех пор, пока само христианское общество не станет достойным пророчеств.
Ирина Левина
Иногда возникает впечатление, что сегодня к тем посланиям апостола Павла, где говорится о пророчествах, мы относимся, как к историческим книгам, которые не имеют никакого отношения к нашему времени. Однако если относиться к его словам с чистым сердцем, то как следует понимать его слова: «Ревнуйте о дарах духовных, хочу, чтоб вы пророчествовали»?
Протоиерей Александр Сорокин
Конечно, для нас, православных, разговор о современном пророчестве в Церкви звучит довольно необычно. Мы как-то отвыкли говорить в таких категориях, такими терминами. «Пророчество» стало одним из тех библейских слов, которые в жизни современного христианства, в нынешнем, что называется, раскладе, отдано на откуп протестанским направлениям преимущественно харизматического толка. При слове «пророчество» у нас, как правило, возникает ассоциация с каким-то экстатическим, восторженным, эмоциональным проявлением духовной или даже, скорее, псевдодуховной жизни. Я припоминаю случай своего общения с двумя молодыми американцами-мормонами, которые рассказывали мне о своем лидере в Америке. Они называли его пророком, через которого, по их убеждению, говорит Святой Дух, на что я без тени сомнения отвечал, что во главе нашей Церкви тоже стоит духоносный пророк - Святейший Патриарх. Они с благосклонным удивлением кивали головами, хотя, конечно, для меня самого мои собственные слова звучали необычно и потому даже немного комично. А между тем, Священное Писание заставляет нас думать о пророчестве несколько в ином свете. Отец Евгений уже говорил о том, что представляли собой пророки в Ветхом Завете. Я могу лишь добавить, что тогда речь шла об избранниках, через которых Бог обращался к Своему народу. Это были люди, с которыми, по выражению одного автора, Бог делился Своими мыслями. А вот в Новом Завете, то есть в той ситуации, в которой и мы призваны находиться, в этом смысле все кардинально меняется. Вспомним, как об этом говорится в книге Деяний. В знаменитой второй главе - основополагающем рассказе о Пятидесятнице или, как мы любим говорить, дне рождения Церкви, - излагается речь апостола Петра. Эту речь можно рассматривать, имея в виду сам момент ее произнесения (рождение Церкви, так сказать, её первые шаги, даже первые вздохи, первыеслова), как своего рода напутствие и, таким образом, как нечто имеющее архиважное значение, определяющее её бытие на все времена. Смысл же того, что сказал Петр, можно кратко выразить следующим образом: сегодня исполняются ожидания Ветхого Завета. Какие ожидания? Далее апостол цитирует слова пророка Иоиля: «излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши» (Деян. 2, 17; Иоиль 2, 28). Иначе говоря, в той новой эре (Новом Завете), в которую Церковь вступает с этого дня, пророками становятся не отдельные избранники, а буквально все, кто принимает крещение во Имя Христово и дар Святого Духа. И речь, конечно, идет не о том, что эти все должны быть какими-то юродивыми, экстатиками, харизматами и тому подобное, а о том, что Бог готов подарить Свои мысли и Свою волю всякому, кто откликнется на этот дар верой и готовностью Его слушаться.
