Памяти митрополита Лавра
16 марта 2008 года скончался митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр (Шкурла), Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей. Именно он 17 мая прошлого года подписал исторический Акт о воссоединении Православной Церкви России и Зарубежья. О своих встречах с владыкой специально для читателей «ВЖ» вспоминает участник работы комиссии Зарубежной Церкви по переговорам с Московским Патриархатом иерей Николай Савченко.
Отец Николай, расскажите об истории Вашего знакомства с владыкой Лавром.
- Мы познакомились лично в 1997 году, а до этого еще виделись кратко в 1993-м. Он тогда был архиепископом, фактически - заместителем первоиерарха Зарубежной Церкви. А я был иподьяконом и сопровождал владыку во время его пребывания в Петербурге.
- Какое впечатление произвел на Вас владыка при первой встрече?
- Пожалуй, меня поразила его простота. Он был очень прост и в общении, и в быту. Комфорт, какие-то бытовые условия для него были совершенно неважны. Он останавливался на частных квартирах, не просил о какой-то гостинице. И общался с каждым человеком, который приходил к нему, невзирая на разницу в положении. Миряне имели к нему всегда свободный доступ. Никакой особой делегации при нем обычно не было - он приезжал в сопровождении одного-двух человек.
- Что делал владыка в те годы в Петербурге? Какова была обычно программа его визитов?
- Дело в том, что это не были официальные визиты, ведь отношения между двумя частями Русской Церкви были тогда еще не урегулированы. Владыка ощущал тогда некоторую неловкость в отношении священноначалия Московской Патриархии и не хотел создавать лишних проблем своим присутствием. Поэтому он тонко, но твердо просил нас не называть себя владыкой в России, - и мы вынуждены были обращаться к нему прилюдно «батюшка!». А когда его спрашивали незнакомые люди, откуда он, он отвечал: «Из Словакии». Что было вполне правдой - так как владыка родился в Словакии.
«Этот внешне немощный старик тихо и невнятно говорил, без должной чинности двигался во время богослужений, постоянно пребывал, казалось, то ли в полусне, то ли в глубокой задумчивости, а на официальных церемониях, получая награды от высших российских руководителей, когда самое бы время произнести высокопарную патриотическую речь, он говорил скромные слова благодарности, а главным образом проповедовал - о Святой Троице, например, или о Любви Божией».
Андрей Золотов,
главный редактор журнала «Russia Profile» |
- Но ведь у него было архиерейское облачение…
- Когда он был в России, он носил простой священнический крест, а панагию прятал под рясой. Он говорил: «Пока, до объединения, мы должны вести себя здесь предельно тихо и скромно».
- И все же, как архиерей, он проявлял какую-то власть над приходами Зарубежной Церкви в России? Неужели он никого не отчитывал, не наказывал?
- Надо сказать, что он был поразительно добрым и ровным человеком. Никто из нас не слышал, чтобы он когда-нибудь ругался, повышал голос или раздражался. В случае каких-то крайних проступков со стороны паствы он только тихо сетовал и скорбел. А на проступки против него он вообще никогда не обижался. Я это испытал на себе. Однажды произошел курьезный случай, когда я сам провинился перед владыкой Лавром. Вечером я провожал его и сопровождающего его священника до дома, по пути мы заговорились, и я не заметил, что уже поздно. У подъезда я попросил владыку отпустить меня, а было уже около полуночи, - в надежде, что в квартиру они поднимутся сами. А наутро выяснилось, что они забыли номер квартиры. Представляете, архиерей с дьяконом в рясах звонили поочередно в каждую квартиру и спрашивали: «Не знаете ли вы, где ночуют такие, как мы?»… Наконец, они, конечно, добрались до нужной. Мне было очень стыдно, но владыка Лавр ни слова не сказал мне в укор.
«После попущенного Господом лихолетия ХХ века перед всей Русской Церковью и перед церковной Россией стоит задача - выйти из испытаний нашей недавней истории с пользой для нас и для всей Церкви. Испытание Русской Церкви - как под ударами богоборческого режима, так и в условиях неизвестной доселе церковным канонам диаспоре - явило всей Православной Церкви новый опыт, новое свидетельство о Христе. Наша задача - вынести правильные уроки из испытаний ХХ века, чтобы о современной Русской Церкви можно было сказать словами апостола Иакова: "Блажен муж, иже претерпит искушение: зане искусен быв, приимет венец жизни, его же обеща Бог любящим Его"».
Из интервью митрополита Восточно-Американского
и Нью-Йоркского Лавра интернет-сайту Православие.ру |
- То есть можно сказать, что он был «демократичным» владыкой?
- Говоря современным языком, да. То есть он был предельно демократичен ко всем окружающим и при этом предельно недемократичен к себе самому. Например, у себя в монастыре в Джорданвилле он не пропускал ни одной службы, всегда сам читал каноны и даже дежурил на кухне наряду с братией, а по определенным дням мыл за всеми посуду.
- Как Вы думаете, в чем была причина такой простоты владыки Лавра?
- Думаю, это было связано с тем, что он был монахом с детства. Он соединял в себе мудрость, глубину и какую-то детскую простоту. Его особенность как архиерея была в том, что это был не архиерей-политик, не архиерей-оратор, выступающий с трибуны с какими-то громкими программными заявлениями. Это был смиренно молящийся человек. Для Зарубежной Церкви он был скорее священным символом, нежели Златоустом.
|
Свято-Троицкий мужской монастырь в Джорданвилле (США).
Митрополит Лавр провел в обители в общей сложности шестьдесят
лет своей жизни, из них более тридцати лет он был настоятелем монастыря. |
- Но, наверное, Вы знаете, что именно в этом видели слабую сторону владыки Лавра противники воссоединения Русской Церкви: мол, он не был администратор, он был молитвенником, и потому в церковно-политических вопросах всегда был ведомым другими…
- Это совершенно ошибочное мнение. Настоящего молитвенника невозможно никуда повести, он никогда не будет ведомым ничем, кроме воли Христовой. Такие люди, как владыка Лавр, могут только смиренно следовать воле Божией.
- Как бы Вы описали миссию митрополита Лавра в истории Русской Церкви? В чем его главная историческая заслуга?
- Воссоединение Русской Церкви - это, конечно, не дело одного митрополита Лавра. Это вообще не человеческое дело, это дело Божие. Но роль владыки в истории Церкви, конечно, огромна. Я знаю, что он выполнил гораздо больше того, что любой другой человек мог бы выполнить на его месте.
- Когда Вы последний раз виделись с владыкой Лавром, чем Вам запомнилась эта встреча?
- Мы виделись на подписании Акта о воссоединении, в мае 2007 года. Но особенно мне запомнился разговор с митрополитом Лавром за месяц до подписания Акта. Владыка спросил меня о моем отношении к тому, что происходит сегодня с Церковью в России, о проблемах объединения, - так как некоторые были против этого. Я сказал, что хотя сегодня у нас много сложностей, но все же отрадно, что положение Церкви в обществе становится все прочнее и все больше людей приходит к вере. Тогда он спросил, каково же будет мое собственное положение после подписания Акта, как я себя чувствую, не боюсь ли будущего. Я ответил, что, конечно, мне будет сложно, что в жизни моей произойдут какие-то изменения, суть которых мне еще не известна, но что меня укрепляет вера во Христа и вид поднимающейся Русской Церкви. Я произнес слова: «Все больше людей приходит в церкви в России». И он прослезился. А потом добавил, чтобы я мужественно держался.
«Очень важно сказать, что митрополит Лавр абсолютно не был ни публичным человеком, ни политиком - даже в самом положительном смысле этого слова. Он был монахом. Он не был по-светски слишком учен, не блистал красноречием, не обладал внешне приметным даром убеждения или человеческой яркости. Но всякий, кто с ним общался сколько-нибудь долго, не мог не заметить редкой - в наше время особенно - добродетели. Сейчас люди в своих словах обычно бывают лучше, чем в своих делах. У митрополита Лавра было удивительное соответствие того, что он говорил, тому, что делал».
Протоиерей Максим Козлов,
настоятель храма св. мц. Татианы
при Московском государственном университете |
- А о своих тревогах, опасениях относительно будущего Церкви в нашей стране он Вам не рассказывал?
- Конечно, какие-то отрицательные стороны в ходе поездок по стране он замечал, но он был выше них. Он был таким человеком, который везде в первую очередь видит дела Божии. Он понимал, что в мире идет борьба добра со злом.
- Противники воссоединения часто говорят, что у митрополита Лавра и его сторонников на глазах были «розовые очки», когда они приезжали в Россию. Что их представления о российском обществе были очень сильно приукрашенными. Это так?
- Нельзя так сказать. Ведь митрополит Лавр большую часть своей жизни провел хотя и в монастыре, но все же в Соединенных Штатах Америки. Он испытал на себе, что такое американское общество, что для него значит Церковь, он видел, как люди в Америке развращены потребительской либеральной культурой. Поэтому, когда он приехал в Россию и увидел, как люди здесь тянутся к Церкви, конечно, он был воодушевлен. Он также очень интересовался, как представители власти в России относятся к Церкви, и когда узнавал что-то про их религиозность, то очень радовался. А были случаи, когда ему сообщали какие-то негативные сведения, - но тогда он старался все разузнать и радовался, когда это не подтверждалось.
- Владыка Лавр умер в Неделю Торжества Православия. Многие усматривают в этом промыслительное значение. Вы с этим согласны?
- Конечно. Торжество Православия - это ведь день, когда Церковь восстановилась после Смуты, после эпохи беспрецедентного давления светской власти на неё - именно такой была эпоха иконоборчества. Это явное знамение Божие. Важно, что владыка Лавр умер в дни строжайшего поста и чтения Великого покаянного канона. То есть Господь принял его в тот момент, когда душа его должным образом подготовилась к этому. Промыслительно также, что сорок дней владыке Лавру придутся на Великий Четверток - ведь это день, когда Церковь вспоминает о Тайной Вечере и Первосвященнической молитве, в том числе о словах Христа: «Да будут все едино»… Это ещё раз подтверждает истинность того пути, который избрал владыка и вместе с ним вся наша Церковь - путь к единству.
Беседовала Анастасия Коскелло
Фото из архива иерея Николая Савченко