«Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7,37)
Вода живаяСанкт-Петербургский
церковный
вестник

Основан в 1875 году. Возобновлен в 2000 году.

Вода живая
Официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви

Последние новости

Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
Ученость и мудрость — тема одиннадцатого номера журнала «Вода живая»
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
В День памяти жертв политических репрессий в Санкт-Петербурге зачитали списки расстрелянных
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест
На месте прорыва блокады Ленинграда освящен поклонный крест

Главная / Журнал / № 4, 2008 год

Общее без частного

Иерей Владимир Хулап
Кандидат богословия,
референт Санкт-Петербургского филиала ОВЦС МП

В греческом языке есть слово, которое очень сложно перевести на русский язык. Κοινονία одновременно означает «сообщество», «братство», «общение», «единство», «участие», «общность», «причастность» и т. д. Именно это понятие стало центральным новозаветным термином, раскрывающим сущность христианского бытия - бытия в общении с Богом и ближним.

БИЗНЕС, БРАК И БОГИ

В Древней Греции термин «κοινονία» использовали для описания трех важных аспектов человеческой жизни. Во-первых, в экономической сфере он обозначал отношения партнеров по бизнесу, вкладывающих все свои деньги в общее дело: если кто-то из них не работал в полную силу, то дело прогорало и оба становились банкротами. «Кинонией» называли брак, представляющий собой глубочайшее единство мужчины и женщины. Греки говорили, что двое создают семью, чтобы «иметь жизненную κοινονία», то есть совместно прожить друг с другом жизнь, в которой супруги делят все радости и горести. И, наконец, это слово описывало сообщество человека с божеством - например Зевсом, - которое рассматривалось многими языческими философами в качестве цели религии. Тем самым это понятие было связано с самыми важными отношениями в жизни человека - не только внешними, но и внутренними - нацеленными на достижение полноты бытия. Именно поэтому данный термин в более широком смысле использовался античными авторами для обозначения человеческого общества, на личном же уровне он был антонимом πλεονεξία, жадности, и обозначал великодушное разделение вопреки эгоистичному стяжанию.

ИМЕЮЩИЕ БОГА

Открыв Новый Завет, мы также найдем в нем несколько составляющих понятия κοινονία, описыващих важнейшие составляющие христианской жизни. Ее основополагающая и глубинная реальность - это живая связь, соединяющая каждого христианина с Богом в полноте обновленной жизни. Новозаветные авторы ясно говорят о том, что, благодаря Крестной Смерти и Воскресению Христа, нам открыта возможность не просто потенциального, но реального Богообщения, истинной κοινονία с Богом.

Апостол Иоанн Богослов указывает, что «наше общение - с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом» (1 Ин. 1, 3; далее в новозаветных цитатах κοινονία и однокоренные понятия выделяются курсивом). Именно в этом заключается принципиальное отличие христианства от ветхозаветного понимания отношений с Богом. Если Израиль назывался quahal Jahwe, собрание Яхве, то это словоупотребление подчеркивало идею непреодолимой пропасти между Богом и народом Завета, который хотя и выделялся из числа остальных, но все же оставался экзистенциально удаленным от Него.

В Новом Завете ситуация кардинально меняется - Сам Бог приходит в мир и принимает человеческую плоть, освобождая человечество от греха и открывая ему возможность вечной жизни, шествуя с каждым человеком по его жизненному пути от момента рождения до смерти. Именно поэтому апостол Петр призывает «сделаться причастниками Божественного естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью» (2 Петр. 1, 4), то есть вступить в совершенно иное качество бытия. Оно определяется уже не природным законом тления и смерти, но причастностью Абсолютно Другому, коренным образом изменяющей всю нашу жизнь. Такое понимание отражается в характерном словоупотреблении: новозаветные авторы говорят о том, что мы «имеем» Бога Отца (1 Ин. 2, 23), Сына (2 Ин. 9), и Святого Духа (Рим. 8, 9). Конечно, речь не идет о том, что мы «обладаем» Богом, но о нашей онтологической причастности Его жизни, которая единственно и есть истинная жизнь.

Инициатива такого кинонийного бытия исходит от Бога; человек, даже прилагая все свои усилия, не может достичь его самостоятельно. Он должен услышать призыв Божий и ответить на него всей своей жизнью - жизнью, которая отныне будет протекать с Иисусом Христом. Именно поэтому, приветствуя коринфян, Павел ясно выражает христианское видение Бога: «Верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего» (1 Кор. 1, 9). Бог не желает человеческого одиночества, ставшего результатом грехопадения, но рассматривает Свое творение как партнера по диалогу. Вся наша жизнь поэтому должна быть приведена в кинонийное соответствие с жизнью и смертью Христа, чтобы через это обрести измерение воскресения: «как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете» (1 Петр. 4, 13).

Однако это состояние не является безусловным, оно предполагает активный ответ человека - не просто на рациональном уровне принятия веры во Христа, но в качестве изменения всей жизни в соответствии с этой верой: «Ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца» (Евр. 3, 14). Такая причастность не означает уничтожения человеческой личности, ее «растворения» в Боге, напротив, именно в этом общении с Богом человек может по-настоящему раскрыться, достичь своего истинного предназначения.

ЕВХАРИСТИЧЕСКОЕ «МЫ»

Именно в этой связи с Богом, а не в чем-либо ином заключается основание единства христиан друг с другом. Христиане имеют «общую веру» (Тит. 1, 4) и поэтому «общее спасение» (Иуд. 3). Тем самым сообщество христиан - Церковь Христова в своей совокупности и христианская община в частности - есть в первую очередь внутренняя, духовная, а не просто структурно-административная реальность.

Именно наша κοινονία со Христом является источником возникновения и развития внутренних отношений христиан друг с другом. Они есть не просто результат взаимной симпатии и интереса, но внешнее выражение внутреннего единства в Господе, сказавшем: «Да будут все едино» (Ин. 17, 21). Говоря об этом единстве, апостол Павел использует образ человеческого тела, которое есть не просто сумма отдельных членов, но их живое и взаимообусловленное органическое единство: «глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 15-16).

Экклезиологическое единение верующих со Христом и друг с другом достигает своей высшей точки в Евхаристии. Первое послание апостола Павла к Коринфянам ясно выражает единство Церкви и Евхаристии: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10,16-17). Для апостола Павла единство Церкви, Тела Христова, идентично единству Хлеба, которого причащаются все верующие. Тело Христово одновременно есть то евхаристическое Тело, которого верующие приобщаются в Причащении, и Тело Церкви, к которой принадлежит каждый верующий.

Это высшая степень единства, которая реализуется не на уровне межчеловеческих отношений или совместных идей, но она укоренена в Самом Боге, воссоздающем тем самым изначальное единство рода человеческого. Каждый раз, когда Церковь совершает Евхаристию, она выявляет свою истинную природу, актуализируясь как Тело Христово. Именно поэтому евхаристической молитве предшествует молитвенное пожелание причастия Святого Духа, Который сходит на хлеб и вино, прелагая их в Тело и Кровь Христовы и созидая в них единство общины: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь Бога Отца и причастие Святаго Духа будет со всеми вами» (2 Кор. 13, 13).

Апостол Павел развивает мысль об этом единстве следующим образом: «Все причащаемся от одного хлеба. Посмотрите на Израиля по плоти: те, которые едят жертвы, не участники ли жертвенника?» (1 Кор. 10, 17). Подобно тому как израильтянин, присутствующий при жертвоприношении, вкушал от приносимой жертвы, христиане первых веков совершенно естественно причащались за каждой Литургией, на которую они приходили, - ведь именно так реализовывалось их единство во Христе. В повествовании о Тайной Вечере мы читаем: «И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 28).Перед нами - не просто пожелание, но повеление, заповедь Господа: «пейте из нее все» (а не просто те, кто хотят), и именно в таком качестве воспринимались эти слова ранней Церковью.

Никто не мог вообразить, чтобы верующий пришел на Евхаристию, постоял, помолился о своих нуждах и ушел, не причастившись. Причастие рассматривалось как исполнение этой заповеди Господа, обращенной к каждому верующему. Именно в этом - основа поразительной стойкости христианских общин, которые смогли выстоять в условиях тяжелейших гонений со стороны государства и окружающего языческого мира. Евхаристическая κοινονία была тем источником, который глубочайшим образом объединял верующих с Богом и друг с другом, во исполнение обетования Христа о Его Церкви: «врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18).

СОРАБОТНИКИ В ДЕЛЕ БОЖИЕМ

Именно отсюда, а не просто из «воскресного клуба по интересам», вырастали важнейшие проявления раннехристианской общинной жизни. Вся она рассматривалась не как набор тех или иных отдельных инициатив и программ, но прежде всего как сопричастность действию Бога в мире. Κοινονία с Богом не предполагает просто эгоистического упоения этим состоянием, но она становится источником христианской жизни в окружающем мире. Глубинное внутреннее единство совершенно естественно требует выражения вовне, оно обретает внешнюю составляющую. Верующий, живущий в единстве с Богом, стремится к тому, чтобы поделиться этой радостью новой жизни с другими, поэтому христианское бытие есть по сути бытие миссии: проповеди и помощи ближним.

Из новозаветных текстов мы видим, что даже если верующий напрямую не был миссионером, он тем не менее мог поддерживать дело распространения Евангелия. Так, филиппийцы послали Епафродита к апостолу Павлу в Рим с пожертвованиями, и в ответ апостол благодарит их за «участие в благовествовании от первого дня даже доныне… Я имею вас в сердце в узах моих, при защищении и утверждении благовествования, вас всех, как соучастников моих в благодати» (Фил. 1, 5.7). Тем самым практическая κοινονία не ограничена географически. Хотя апостол Павел находился за сотни километров от своих христианских адресатов в Филиппах, они были едины. Совершенно «земная», материальная поддержка, посланная филиппийцами, приобретает совершенно иное, духовное измерение и становится «участием, подаянием и принятием» (Фил. 4, 15).

Поэтому κοινονία с точки зрения Священного Писания - это не только совместное бытие, но и совместное действие, активная позиция, «содействие», «сотрудничество», «причастность». Речь идет не просто о каких-то формах совместной активности, совместном времяпрепровождении и мероприятиях, но именно о совместном исполнении воли Божией. Только в этом случае любая общинная деятельность становится средством прославления Бога (Ин. 13, 31). И это - своего рода индикатор действительного внутреннего единства общины.

НИЧЕГО ОБЩЕГО

Одновременно апостол Павел указывает на границы κοινονία, ясно давая понять, что существуют состояния, которые принципиально несовместимы с причастностью Телу Христову. Рассматривая вопрос об идоложертвенном, он говорит коринфским христианам: «Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской» (1 Кор. 10, 21). Христианское бытие очевидно предполагает ясный и однозначный выбор: либо человек находится в состоянии общения со Христом, либо участвует в языческих культах, отвращаясь от Него; нельзя участвовать и в том, и в другом одновременно; это не просто личное пожелание апостола, но констатация объективного факта.

В Послании к Ефесянам апостол, говоря о жизни по Евангелию и вопреки ему, использует образы света и тьмы: «не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но обличайте» (Еф. 5, 11). Перед нами двойной императив: христиане не должны быть причастны делам тьмы, но изобличать их, раскрывая их истинную сущность. Поэтому никакой духовной нейтральности в религиозной жизни принципиально не существует. Горизонтальный и вертикальный элементы кинонии неразделимы. Мы одобряем и признаем либо Бога, либо дела тьмы.

В случае выбора второго первое становится невозможным по самой своей сути. Именно поэтому апостол Иоанн предупреждает: «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине; если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха» (1 Ин. 1, 6-7). Более того, апостол Павел обращается к Тимофею, указывая на необходимость нравственной чистоты кандидата на священство: «Рук ни на кого не возлагай поспешно, и не делайся участником в чужих грехах. Храни себя чистым» (1 Тим. 5, 22). Тем самым даже епископ, поставляющий недостойного с нравственной точки зрения кандидата, сам становится причастным его грехам, как бы санкционируя их.

Κοινονία настолько ценна, что ее следует оберегать не только от греха, но и от влияния чуждых учений: «Всякий, преступающий учение Христово и не пребывающий в нем, не имеет Бога… Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его. Ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2 Ин. 9-11). Тем самым апостол призывает верующих отказывать в гостеприимстве проповедующим чуждое учение, поскольку такое принятие означало бы участие в миссии, противоречащей проповеди истинного Евангелия. Все эти примеры ясно показывают: κοινονία с Богом формирует и определяет нашу κοινονία с окружающими, и наоборот, наши отношения с другими людьми оказывают влияние на наши отношения с Богом.

Характерно, что все эти кинонийные аспекты уже в древности получили свое литургическое выражение. Совершение Крещения заканчивалось Причащением новокрещеных - тех, кто перед этим сделал свободный выбор в пользу Христа и отрекся от сатаны. Верующие, совершившие после крещения тяжелые грехи, отлучались от участия в Евхаристии на тот или иной срок ввиду несовместимости их греха с состоянием причастности Христу. Аналогичным образом уклонение в раскол или ересь, разрыв единства в вере означали разрыв евхаристического единства. Во время рукоположения ставленника вся община возглашала «аксиос», тем самым свидетельствуя о достоинстве кандидата, необходимом для его пастырского служения. Тем самым сакраментально-экклезиологический аспект теснейшим образом изначально пронизывал все составляющие жизни верующего, поставляя его в неразрывную связь с полнотой Тела Христова.

ПУТЬ К ОБЩИНЕ

Во второй главе книги Деяний Апостолов мы находим прекрасную историческую иллюстрацию всех рассмотренных выше богословских положений, идеальный образ общины, ставшей плодом обильного излияния Святого Духа и рождения Церкви в день Пятидесятницы. В стихах 41-47 перед нами раскрывается возникновение и развитие христианской общинности, в которой общее и частное образуют неразрывное единство.

Вхождение в общину начинается с акта личной веры, принятия апостольской проповеди о распятом и воскресшем Христе, и он сразу же обретает общинное измерение - уверовавший инкорпорируется в Церковь через Крещение, литургический акт всей общины («охотно принявшие слово его крестились»). Тем самым соединение со Христом означает соединение с конкретной общиной братьев и сестер по вере. В ее основе - апостольское вхождение в полноту опыта Церкви («они постоянно пребывали в учении апостолов»). Единство веры во Христа логически приводит к созданию живых структурированных отношений с Ним и друг с другом («в общении»), существенной составляющей которых является литургическая жизнь с Евхаристией в качестве высшей точки («в преломлении хлеба и в молитвах»). То, что это не просто система человеческих отношений, но реальность Божественного порядка, подтверждается чудесами и знамениями («много чудес и знамений совершилось через апостолов в Иерусалиме»).

Все это приводит к возникновению уникальной в истории христианства формы общинной жизни, в рамках которой верующие видимым образом выражают свое внутреннее единство («все же верующие были вместе»). Оно включает в себя полную солидарность и во внешней, материальной стороне жизни («имели все общее»). Внимание общины обращается на нуждающихся и социально незащищенных, и собственное имущество рассматривается как средство служения ближним («продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого»). Эта жизнь определяется суточным кругом молитвенной жизни общины («каждый день единодушно пребывали в храме»), венцом которого вновь является домашняя Евхаристия («преломляя по домам хлеб») и братская вечеря любви, агапа («принимали пищу в веселии и простоте сердца»). Все это - формы активного, деятельного славословия Бога («хваля Бога»), вызывающие признание со стороны «внешних» («находясь в любви у всего народа»), которые ощущают неразрывное единство христианской проповеди и образа жизни, что подвигает их принять веру во Христа («Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви»). Последние слова ясно свидетельствуют о глубоком богословском самосознании Иерусалимской общины: все происходящее в ней есть не просто результат человеческих усилий, но дело собирающего и объединяющего ее живого Господа.

БОЛЬШЕ, ЧЕМ «Я»

Новозаветное богословие понятия «κοινονία» принципиально важно для нашего понимания сущности церковной общины и общинности. Сегодня, когда в центре приходской жизни обычно стоит именно «я», мы призваны к тому, чтобы вновь открыть ее общинное измерение. Индивидуализм определяет очень многие стороны современного христианства: от словоупотребления («приход», «требы») до отношения к Евхаристии («я причащаюсь (или служу), когда считаю нужным»). Такие разобщенные прихожане едва ли могут во всей полноте осознать свою ответственность за Церковь: от совершенно «земного» аспекта содержания храмов до осознания своей миссионерской ответственности в окружающем обществе. Все это негативно влияет на достоверность нашего православного свидетельства миру, который устал от безысходности и тупиков эгоизма.

С другой стороны, именно активной общинной работой объясняется активный рост протестантских общин в России в середине 90-х годов. Не просто строительство храмов, но наполнение их общинной жизнью должно стать той миссионерской стратегией, которая позволит осуществить «второе крещение Руси» не только внешне, но и внутренне.

Конечно, наша сегодняшняя реальность чрезвычайно далека от условий существования Иерусалимской общины, и было бы по меньшей мере наивно пытаться просто внешне скопировать те или иные формы прошлого. Основываясь на богословии Священного Писания и опыте исторического Предания, каждый из нас - и священники, и миряне - должны попытаться ответить на вопрос: как сегодня в наших приходах, призванных стать евхаристическими общинами, мы можем совместно и деятельно ответить на спасительный призыв Божий, который вот уже две тысячи лет обращается ко всему миру?

Формы этого ответа могут быть совершенно различными, какая-то внешняя унификация здесь не просто невозможна, но и вредна. Но если каждый из нас осознает, что помимо моего «я» центральной составляющей церковной жизни является наше «мы» во Христе и «мы» в совместном бытии друг с другом, тогда ростки общинной жизни, пробивающиеся в настоящее время, дадут обильные всходы в будущем.