В мае этого года произошло одно из поворотных событий в церковной истории. Воссоединение «российской» и «зарубежной» частей некогда единой Православной Церкви сравнивают по значимости со Вселенскими Соборами… Что было причиной разделения? Чем все эти годы жила Зарубежная церковь? В чем смысл Акта о каноническом общении?
Иерей Николай Савченко, клирик Синодального подворья РПЦЗ в Санкт-Петербурге, делегат IV Всезарубежного собора, консультант комиссии РПЦЗ по переговорам с Московским Патриархатом.
- Отец Николай, что, на ваш взгляд, сыграло решающую роль в объединении?
- В первую очередь - это тяга к единству у русского церковного народа. И очень большая любовь к России у русских за рубежом. Неправильно говорить, что решающими были усилия президента. Движущей силой было народное стремление к единству, а государственная власть это одобряла и поощряла, но не было никакого давления или финансового влияния.
- Долгие годы многие члены двух частей Русской Православной Церкви были в плену определенных «мифов» друг о друге. Какой из «мифов» о Московской Патриархии преобладает в среде «зарубежников»?
- Наверное, миф о том, что Русская Православная Церковь находилась все эти годы целиком под гнетом государства.
- То есть, так называмое «сергианство»?
- Да.
- И как изменились представления Зарубежной Церкви на этот счет?
- Раньше мы выступали с требованиями покаяния для всех, кто, служа в Церкви, давал обязательства перед безбожниками. Но потом мы увидели, что такие требования легко используются врагами Церкви и мы можем этим невольно нанести вред. Сейчас мы понимаем, что нужно всегда учитывать условия, в которых принималось то или иное решение. Надо быть снисходительными, ведь мы сами живем в исключительно комфортных условиях в сравнении с верующими 30-х годов. В данном случае Русская Православная Церковь Московского Патриархата шла на соглашение с государством, будучи на краю гибели. Для Зарубежной Церкви единственным путем тогда был путь «катакомб», и мы по-прежнему считаем его единственно истинным. Но, в то же время, нельзя никого осуждать за то, что они выбрали иной путь.
- А что вам кажется наиболее неправдоподобным мифом о Зарубежной Церкви в среде прихожан Московской Патриархии?
- Например, миф о том, что Зарубежная Церковь служила Гитлеру или Америке… Это, конечно, совершеннейшая неправда и даже клевета. Ее активно распространяли безбожники, чтобы поссорить православных. Синод Зарубежной Церкви был в Югославии и поминали короля Югославии - нашего союзника. Епархии и приходы в Америке не могли быть за Гитлера. В Англии и Франции тоже. Огромная русская диаспора в Китае и Манчжурии не были за Гитлера. Хотя определенный повод для возникновения таких мифов был - ведь многие из священников, которые вошли потом в Зарубежную Церковь, служили в годы войны на территории, оккупированной немцами, и во многих приходах тогда возносились молитвы за германское правительство. Но эти священники пришли из Московского Патриархата…
- И как вы оцениваете их поступок?
- Я считаю, что нельзя никого осуждать, но и одобрять такое нельзя. Нужно понять психологию человека 1941 года. Люди прошли коллективизацию, голод, лагеря и им говорили, что идут культурные немцы, а старые люди помнили немцев с Первой мировой войны. Мало кто хотел воевать, на немецкой территории открылось около 10 тысяч приходов, некоторые за это благодарили немцев, а некоторые соглашались служить Гитлеру, чтобы избавить свою страну от Сталина. Они думали, что потом смогут «сбросить» и Гитлера тоже… Конечно, это была иллюзия… Но, повторяю, мы не можем судить этих людей, выросших в страшных условиях богоборчества.
- Многие в Московской Патриархии уверены, что большинство «зарубежников» - непримиримые националисты…
- Я бы не сказал, что для Зарубежной Церкви характерен национализм… Это даже и невозможно. В Зарубежную Церковь пришло очень много иностранцев. Они бы не пришли, если бы почувствовали национализм.
- А фундаменталистов в Зарубежной Церкви много?
- Смотря что понимать под фундаментализмом. Фундаментализм - это ведь не обязательно плохо. Если мы говорим о людях, которые свято чтут традиции и каноны, - то такие люди в Церкви, безусловно, важны.
Фундамент Церкви мы не можем строить на каком-то жидком, аморфном основании.. В каком-то смысле фундаменталисты составляют то самое ядро Церкви, вокруг которого вся Церковь строится. Но лучше это называть не фундаментализмом, а охранительством. Пусть каждый православный будет охранителем!
- Насколько мне известно, «зарубежные» приходы в России во многом состояли из членов «катакомбных» общин, возникших в годы гонений. Есть ли сведения о том, что кто-то из ленинградских «катакомбных» общин еще жив?
- Да, такие люди еще есть, хотя с каждым годом их становится все меньше и меньше… У нас в приходе среди постоянных прихожан осталось два таких человека.
- Можно ли говорить, что в современной Зарубежной Церкви сохранился прежний «дух катакомб»? В чем он выражается?
- Можно. В первую очередь - это настороженное отношение наших прихожан к окружающему американскому или российскому обществу, к государственной власти… То есть, люди по-прежнему стремятся к «закрытым» приходам…
- Насколько это оправданно?
- Наверное, не совсем. Иногда думаешь: на дворе 2007 год, а мы все сидим в «катакомбах»…
- Когда вы общались со священнослужителями Русской Православной Церкви на переговорах, не возникало ли у вас ощущения, что они - совсем не такие, как вы?
- Признаться, поначалу некоторое отчуждение было, и это совершенно естественно. Годы разделений не прошли даром. Но постепенно по большинству вопросов мы пришли к согласию, и «отчуждение» стало незначительным… Я бы сказал, порой оно имеет место, но только в психологической плоскости…
- Другими словами, различия сводятся к тому, что психология священника-зарубежника отлична от психологии священника Московской Патриархии?
- Все священники разные. Несмотря на разделение Церквей, многие священники Зарубежья и Московского Патриархата все равно встречались, общались друг с другом, поэтому нельзя говорить, что все эти годы между нами был полный разрыв. Но, конечно, есть моменты, которые в силу обстоятельств стали нас отличать.
- Какие, например?
- В Зарубежной Церкви большинство приходов - небольшие и они не могут содержать священников. Поэтому почти все наши батюшки, помимо службы в церкви, еще трудятся на светской работе. С одной стороны, это нелегко: представьте, священник работает с понедельника по пятницу, на выходных служит, да еще иногда совмещает работу и большие праздники на буднях. Получается, что у него нет выходных. С другой стороны, нет никакой праздности, и это положительно сказывается на духе нашей Церкви: священники не могут воспринимать Церковь как источник личного обогащения. Она для нас - только место служения.
Поэтому, кстати, во всех наших храмах требы совершаются бесплатно. В отличие от храмов Московской Патриархии, у нас нет этих пресловутых «прайслистов». Это тоже один из моментов, который всегда критически оценивало Зарубежье.
В дореволюционной Церкви это запрещалось. Но мы надеемся, что в будущем Московская Патриархия решит эту проблему.
- Какую пользу принесет объединение? В частности, верующим в России? Есть что-то, чему им, на ваш взгляд, можно было бы поучиться у «зарубежников»?
- В первую очередь, это более осознанное отношение к своей вере. Все 90-е годы в Зарубежной Церкви очень неодобрительно воспринимали обычай массовых крещений в Московском Патриархате. Когда люди принимали участие в Таинстве, но не имели даже начальных знаний о Церкви. Еще чрезвычайно важна финансовая независимость Церкви. В Зарубежье за этим всегда очень внимательно следили. Церкви, приходу, священнику нельзя попадать в зависимость от внешних нецерковных сил. Но мы видим, что и в этом направлении делаются правильные шаги, особенно в вопросах обучения народа основам веры.
- В прошлом Зарубежная Церковь критически расценивала практику общей исповеди в храмах Московского Патриархата? Как вы считаете, следует ли и теперь настаивать на этой позиции?
- Безусловно. Мы по-прежнему считаем, что очень важно поддерживать в общине практику частной исповеди. Хотя тут, конечно, не должно быть крайностей: мы прекрасно понимаем, что нельзя обвинять священника, у которого в приходе пятьсот человек, в том, что не все его прихожане еженедельно исповедуются - если они все придут в один день, священник физически не сможет поговорить с каждым…
Протоиерей Георгий Митрофанов, консультант комиссии Московского Патриархата по переговорам с РПЦЗ:
«Дело в их собственном выборе».
- Что, на ваш взгляд, сделало объединение возможным?
- Вопервых, осознание Зарубежной Церковью того, что сейчас Церковь в России оказалась действительно свободной от государственного диктата. «Основы социальной концепции» произвели на Зарубежье сильное впечатление. В особенности раздел, где говорится о возможности для христиан гражданского неповиновения в случае, если власть потребует от них отступления от основных принципов веры. Во-вторых, понимание Зарубежной Церковью, что она постепенно «сходит на нет». Трудно представить себе сохранение за рубежом русской православной церковной жизни вне связи ее с Церковью в России.
- Что больше всего препятствовало диалогу на переговорах - идеологические, политические, богословские вопросы?
- Богословских споров не было: у нас нет догматических различий. Что касается истории нашей Церкви и страны в XX веке, здесь различные подходы сохраняются. Причем по некоторым вопросам точка зрения Зарубежной Церкви представляется мне более справедливой. Но произошедшее воссоединение свидетельствует, что все это не препятствуют единству. Серьезнее стояли вопросы различия уставов, имущественного статуса Зарубежной Церкви, наличия параллельных приходов в России и за рубежом. Последний вопрос еще предстоит решить. Наконец, Зарубежная церковь не имела евхаристического общения с подавляющим большинством поместных православных церквей, за исключением Иерусалимского Патриархата и Сербской Церкви. Теперь, воссоединившись с нами, они воссоединяются с полнотой православного мира.
- Не было ощущения, что зарубежные священники совсем другие, нежели Московского Патриархата?
- Они прежде всего разные. Я хочу это подчеркнуть, ведь у нас часто принято говорить о зарубежниках как о таких «узколобых» фундаменталистах, а это неправда. В Зарубежной Церкви есть люди с самыми различными подходами и к богословским вопросам, и к пастырской деятельности. Как и здесь: с кем-то я находил полное понимание, с кем-то было сложнее найти общий язык…
Но могу сказать одно: они во многом сохранили то, что утратили мы. Будучи потомками эмигрантов первойвторой волны, живя в обществе, где Церковь не подвергалась гонению, они остались людьми, которые придают очень большое значение слову. Слово у них реже расходится с делом. Они сохранили глубокую приверженность той дореволюционной России, память о которой в нашей стране становится все более размытой. У них сохранился пафос имперского патриотизма, делающий русский патриотизм действительно возвышенным и ярким.
- Вы ощутили разницу между приходской жизнью у нас и за рубежом?
- Безусловно. У них более демократичные взаимоотношения между духовенством и мирянами. Очень четко функционируют органы соборного управления Церковью в лице приходских собраний. Члены приходов берут на себя много обязанностей и реально помогают духовенству. Для мирян Зарубежной церкви характерно удивительно деятельное, жертвенное участие в жизни прихода.
Это очень контрастирует с тем потребительским отношением, которое характерно для большинства наших прихожан, которые приходят в храм лишь для того, чтобы удовлетворить свои личные религиозные потребности, зачастую довольно низко развитые. Храм за рубежом - место, где люди готовы реализовать все свои способности. Ведь зарубежные приходы существуют в основном в условиях инославного окружения, и проявить свою «конкурентоспособность» можно только при условии тесного соработничества духовенства и прихожан, епископата и всех пасомых…
- Сталкивались ли вы с необоснованными суждениями о нашей церковной жизни в среде «зарубежников»?
- От прежней «демонизации» Московской Патриархии они, как это ни парадоксально, порой приходят к излишней идеализации и нашей церковной жизни, и вообще нашей страны.
Они переоценивают глубину и масштабы церковного возрождения и те изменения, которые произошли в правящей элите России. Но это, наверное, вполне естественно…
- Расскажите, пожалуйста, о самом дне подписания Акта о каноническом общении.
Самым трогательным моментом богослужения было наше почти часовое стояние друг напротив друга перед началом службы, когда 56 священников той и другой части Русской Церкви в течение часа просто смотрели друг на друга. Служба была очень продолжительной, мы переживали сложные чувства. Все ожидали какой-то легкой радости, но это чувство многих так и не посетило.
- Сейчас много говорят о том, что воссоединение будет способствовать усилению консервативных и даже фундаменталистских настроений в Московской Патриархии.
- Не стоит переоценивать возможное влияние Зарубежной Церкви на нашу. Я допускаю, конечно, определенное усиление таких настроений, но хотел бы подчеркнуть, что их консерваторы гораздо толерантнее, шире и искреннее, чем наши узколобые фундаменталисты. Так что об усилении фундаменталистских настроений в нашей Церкви точно говорить не придется.
- Какова была роль российских властей в объединении?
- Поездка президента осенью 2003 года с посланием Патриарха Алексия II к Cиноду Зарубежной Церкви способствовала установлению диалога. Воссоединение Русской Церкви укладывается в политику российских властей по консолидации русскоязычного мира под эгидой Российской Федерации.
- И все-таки, было ли влияние власти решающим?
- Оно было значительным, но не решающим. Зарубежная Церковь гораздо более свободна от страха перед властью, нежели мы. Трудно представить, чтобы чья-либо государственная воля могла навязать Зарубежной Церкви воссоединение, или, наоборот, запретить его. Здесь дело не во власти, а в их собственном выборе.
Беседовала Анастасия КОСКЕЛЛО.
 |
|
Протоиерей Георгий Митрофанов:
«Воссоединение Русской Церкви укладывается в политику российских властей по консолидации русскоязычного мира под эгидой Российской Федерации» |
